Александр Донецкий посмотрел спектакль «Серёжа очень тупой» в Псковском театре драмы и задумался о судьбе поколения миллениалов.
Начну с забавного курьеза: некая жительница Пскова написала жалобу в региональное отделение антимонопольной службы России. Женщину возмутило название спектакля по пьесе Дмитрия Данилова «Серёжа очень тупой», поставленной режиссером Дмитрием Месхиевым на сцене Псковского театра драмы: дескать, слово «тупой» оскорбляет всех мужчин по имени Сергей. Ситуация напомнила резонансный сюжет прошлого лета, когда губернатор Томской области Сергей Жвачкин якобы приказал убрать рекламный баннер спектакля «Серёжа очень тупой» с главной площади города, поскольку название оскорбило его лично. В Томской администрации эту новость назвали фейком, что не помешало губернатору Жвачкину прозвучать на всю Россию.
В Пскове чиновники в скандале вроде бы не замешаны, но «эффект Стрейзанд» (когда попытка запретить какое-либо явление приводит к его более широкому резонансу в средствах массовой информации) сработал: о премьере спектакля «Серёжа очень тупой» наверняка узнали даже те, кто в театре бывает редко и исключительно по принуждению жены. Театр же, воспользовавшись медийным казусом, тут же объявил о 15-ти процентной скидке на билеты всем Сергеям, раз уж название способно провоцировать столь неожиданные реакции не только у властей, но и у потенциальных зрителей. П
Что до спектакля Дмитрия Месхиева, он способен вызывать бурные споры не только благодаря удачному названию. В редакции театра «Серёжа очень тупой» получил подзаголовок, как бы служащий обозначением жанра: «демографическая комедия». После просмотра спектакля захотелось подправить определение: если это и «комедия», то зловещая, чуть ли не в Дантовом измерении, а прилагательное «демографическая» было бы правильней заменить на «полемическая»: настолько разнятся оценки увиденного у мужчин и женщин.
Пока зрители проходят в зал и занимают свои места, на сцене под монотонную музыку однообразно, словно человекообразные роботы, повторяет автоматические действия молодая семья: сон, пробуждение, утренний туалет, завтрак, работа, вечернее погружение в гаджеты, снова сон. Успешный программист Серёжа (Камиль Хардин) и его симпатичная жена, дизайнер по интерьерам Маша (Александра Кашина) вполне счастливы в своем комфортном и предсказуемом «дне сурка».
За большим окном – условный микс из мегаполиса и узнаваемого силуэта старого Пскова (сценография Александра Стройло). По небоскребам неожиданно проползает Человек-паук. Этот мультяшный Спайдермен, по-видимому, намекает, что вместе с героями мы находимся где-то на границе вселенной комиксов «Марвел». Так, не различая, где у них онлайн, а где оффлайн, существовали до недавних пор большинство миллениалов – поколения, рожденного в конце восьмидесятых-начале девяностых годов и взрослевшего на рубеже двух тысячелетий. Всё у них было вроде ок и норм.
Но в один прекрасный момент привычная идиллия в стиле «Икея» неожиданно прерывается: когда Маша в очередной раз отлучилась из дома, а её Серёжа остался один, ему позвонили из некой загадочной службы доставки. И спустя минуту сразу трое внезапных курьеров (Сергей Скобелев, Андрей Кузин и Ислам Галиуллин) являются с посылкой таинственного содержания, категорично объявляя, что они пробудут в квартире вместе с Серёжей в течение часа. Вот, как и было сказано по телефону, в течение шестидесяти минут. Тут спектакль начинает имитировать почти полное единство времени, места и действия: нагрянули, как радиоактивный пепел на голову, трое непонятных чуваков, и, вместо того, чтобы отдать посылку и свалить, сидят, разговоры разговаривают, выпивают, шутят, пугают, заставляют играть в города. Ну не абсурд ли?
Сначала Серёжа, поскольку «туп как дерево», ошибочно принимает курьеров за банальных грабителей, но потом догадывается, что не все так просто, и подчиняется предложенным обстоятельствам. По ходу узнает много интересного про то, чем занимаются курьеры: оказывается, они готовы и хирургическую операцию человеку сделать, и, если надо, его похоронить, а главное – развлечь клиента глубокомысленной беседой.
И даже спеть песню про «расчленёнку» в духе детских страшилок «маленький мальчик нашел пулемет». И вот они уже весело поют о том, как некая девушка, обидевшись на изменившего ей парня, напоила его и отпилила ему, пьяному, ноги, руки и половой член: «Вся в кровище изба, и соседи уже в двери стучат. / Отпилю я ещё мой любимый, любимейший орган у Коли, / Чтоб не смог он кадрить простых незамужних девчат». При этом совершенно непонятно: кто они на самом деле такие, эти поющие курьеры, и что находится в посылке?
В пьесе Данилова эти вопросы остаются неразгаданными (что и создает ощущение триллера), а вот в спектакле Месхиева, если внимательно смотреть, об ответе можно догадаться (хотя догадываются далеко не все). Однако от этой догадки спектакль не делается менее жутким. Скорее, наоборот. Когда Маша возвращается домой, то она, в отличие от незадачливого Сережи, сразу же понимает, что происходит: курьеры (внимание: спойлер!) – это персонажи голливудского мультфильма «Storks». Что может означать только одно: в посылке… Ну, вы догадались.
Как поступает Маша, когда выпроваживает курьеров? Да, она заставляет Серёжу выкинуть посылку, не заглядывая внутрь. И Серёжа послушно исполняет приказание пославшей его жены. Дилемму, возникающую перед молодой героиней, режиссёр Месхиев решает вставным вокально-танцевальным эпизодом, в котором трое белых аистов мгновенно превращаются в черных Ангелов Смерти, а наша милая Маша – в настоящую «Devil woman», испытывающую то ли публичный оргазм, то ли страдания при аборте. В любом случае выглядит эта оргия предельно жутко, как месса у Сатаны. Собственно, это сатанинский шабаш и есть.
Если бы жительница Пскова, накатавшая жалобу на название «Серёжа очень тупой», сходила на спектакль, то поняла бы: на самом деле Серёжа вовсе не тупой. «Тупой» – это цитата. «Тупым», даже грубее: «тупорылым», называет Серёжу его жена Маша в своем кульминационном рэп-номере: «Нет у него понимания чувства движенья вещей и теченья событий. Чего не надо бояться – боится. Боится нестрашного, мелкого. А как приблизилось страшное, совсем Серёженька мой страх потерял. <…> «Давай развернем, давай посмотрим! Шеве-е-елится!» Идиот! Какой же идиот! Придурок! Дебил! Великий программер! Гуру программирования! Разработчик приложений для, блин, айфона и, для, блин, андроида! Автор Хабрахабра!!! Тупорылый идиот!!!»
«Страшное» для умной Маши – «живое», то есть возможное рождение ребенка, которого она не хочет. Таков жутковатый вывод из этой коллизии, поскольку главный ее герой – плывущий, исчезающий, дрейфующий в никуда гендер. Неслучайно другая важная смысловая кульминация спектакля – это именно шуточная песенка про кастрацию мужчины женщиной. Вроде шутка, а смешного мало. Тема отнюдь не новая, но неизменно актуальная, диагностическая: положение женщины всегда было диагнозом состояния общества: начиная от «Анны Карениной» Льва Толстого до многочисленных художественных манифестов феминизма (я бы, к примеру, вспомнил эпизод добровольной и собственноручной кастрации из «La Dernière femme» (1976) итальянского кинопровокатора Марко Феррери с молодыми Жераром Депардье и Орнеллой Мути в главных ролях).
Ситуация, разыгранная на сцене, – ожившая метафора современной жизни с ее неожиданными и парадоксальными приключениями гендера, существования, в котором именно женщина решает: рожать ей или не рожать. Оставаться в зоне комфорта, или пуститься в некий непредсказуемый вариант бытия, где мужчина оказывается весьма ненадежной опцией, иногда приятной, а иногда – не очень и даже опасной. И дело тут не только в женском гедонизме или философии «childfree», но и в ответственности перед будущим ребенком и перед самой собой.
Режиссер Месхиев фиксирует это гендерное статус кво, оставляя зрителю право самому выбирать, как к этой ситуации относиться? Согласиться с Машей: да, девушка права, и только ей решать: быть ребенку или не быть? И, извините за столь изуверский каламбур, быть может, правильный выбор как раз – не быть?
Или все-таки стоит пожалеть нашего бедного и глупого Серёжу? Вот он какой, феминизированный: «облако в штанах», мягкий и податливый, как теплый пластилин; не задающий лишних вопросов; лишенный воли. Даже не человек, а скорее полчеловека. Одним словом: чел.