Когда я училась в Школе театрального лидера, мы много говорили о социальных утопиях и об утопии социального театра, тогда только набиравшего обороты в России. Если бы кто‐то тогда сказал мне, недавно уволившейся с должности куратора самого большого инклюзивного фестиваля в стране, что через три года я буду строить свою собственную утопию в одной отдельной взятой питерской квартире, я ни за что бы не поверила.
Год за три
На дворе апрель 2018 года. Ровно год прошел с того момента, как я официально стала продюсером проекта «Квартира». Но история эта началась намного раньше. И не где-нибудь, а в редакции журнала «Театр». Как сейчас помню: на редколлегию, где обсуждался наш будущий «социальный номер», Марина Давыдова позвала режиссера Бориса Павловича, и как-то так получилось, что слово за слово, цитата из Аугосто Боаля за цитатой из Паулу Фрейре, мы стали с Павловичем общаться. И вот однажды, когда он делал инклюзивный тренинг в Новом пространстве Театра наций, где я тогда работала, Боря рассказал про идею нового проекта — квартиры, где будут собираться профессионалы и люди с аутизмом, репетировать, играть спектакли, разговаривать.
Кто знаком с Павловичем или хотя бы читал его интервью, хорошо знает, как убедителен и зажигателен он может быть. Но тут за него играла еще и классная идея. Она казалась настолько безумной, что непонятно было, с какой стороны к ней подступиться. Единственное, что было ясно с самого начала: не надо пытаться воссоздать те правила и законы, по которым мы, да и весь наш ближний круг, привыкли жить прежде на территории театра, не включающего, а, скорее, выключающего человека. В итоге мы оба забрали трудовые книжки из федеральных театров и отправились в свободное плавание.
К счастью, не одни. Идею «квартиры, где будет жить театр» в свое время, еще до того, как позвать на помощь меня, Павлович разрабатывал вместе с Фондом поддержки арт-инноваций «Альма Матер» и Центром социальной абилитации, обучения и творчества для взрослых людей с аутизмом «Антон тут рядом». Но только год назад, когда мы вместе впервые сели за стол переговоров (символично, что это случилось во время показов «Языка птиц» на «Золотой маске»), проект вступил в активную фазу. По просьбе исполнительного директора фонда Нины Михайлюк я написала бизнес-план, просчитала годовой бюджет и начала составлять первые заявки на гранты. Параллельно фонд подыскивал подходящую квартиру и разрабатывал штатное расписание. Борис присматривался к молодым питерским актерам, которыми хотел укрепить команду.
Теперь, натыкаясь на старые файлы в компьютерных папках («Павлович», «квартира», «альма матер», «деньги», «люди», «документы» и т. д.), я с ностальгией вспоминаю прошлогоднюю весну. Это было время неустанных разговоров, бесконечных текстов и концепций, иногда споров. Живя в разных городах и давая друг другу право на самостоятельное творчество (Нина параллельно занималась иностранными проектами, Борис начинал репетиции «Пианистов» в новосибирском «Глобусе», а я читала лекции про современный театр и танец в Нижнем, Сибири и Москве), мы общались практически нон-стоп. Надо было обсудить все: планировку квартиры, сценарий спектакля, цвет обоев и зарплаты еще не набранных артистов. Мелочей не было, а то, что ими казалось, быстро превращалось в нечто существенное.
Гений места
Начали с выбора правильной локации. Мы с Павловичем прекрасно понимали, что самое главное не имитировать коммуналку, а отыскать что-то аутентичное, желательно в центре и в не совсем убитом состоянии. Сначала нам предложили длинную, вытянутую вдоль кишки-коридора квартиру в районе Пяти углов, и наша артель во главе с главным художником кировского Театра на Спасской Катериной Андреевой, номинантом «Золотой маски» этого года, уже приступила было к отрисовке дизайн-проекта, когда мы поняли, что вариант Петербурга Достоевского не для нас. Зато стоило нам зайти в старый доходный дом на Мойке, 40, сразу стало ясно: надо брать.
Квартира с историей (на этом месте была в свое время гостиница Демута, где любили останавливаться Пушкин и Гоголь), в трех шагах от Невского, не очень большая — меньше 100 квадратных метров — казалась во всех отношениях идеальным вариантом. Но сначала надо было оформить документы и сделать ремонт. Так на несколько месяцев я превратилась в прораба. Вечно с телефоном у уха, с рулеткой наперевес, я разыскивала по всему городу дешевые или бесплатные стройматериалы и тех, кто поможет их перевезти.
Благодаря Фонду после нескольких неудачных попыток мы наконец нашли приличного подрядчика, который в итоге сделал нам ремонт качественно и в срок. Благодаря постам в социальных сетях сформировали пул волонтеров, которые возили, таскали, грузили и т. д. Благодаря незнакомым сотрудникам строительных магазинов получили сухие смеси, обои и краски со скидкой, по бартеру или за спасибо. Благодаря энтузиастам социального театра в других городах обзавелись пунктами приема мебели, одежды и предметов интерьера по всей стране. Ремонт еще не закончился, а к нам уже на полных парах мчалась из Москвы четырехтонная фура с вещами, шкафами, зеркалами и знаменитой картонкой с рецептом супа харчо, которая теперь висит у нас на кухне, вызывая восторг всех умеющих читать гостей.
Человеческий фактор
Теперь нужно было заняться командой. Ее мы собирали по крупицам, наверное, поэтому такая сплоченная она получилась. Это не фигура речи и не грубая лесть тем из наших, кто читает этот текст. Еще год назад большинство из нас не были даже знакомы, а теперь стали если не друзьями, то точно товарищами. Кто-то (хореограф Алина Михайлова, хормейстер Анна Вишнякова, человек-оркестр Алексей Плюснин, художник по свету Стас Свистунович) перекочевал из проекта «Встреча», кто-то поехал с нами в летнюю резиденцию Союза театральных деятелей и быстро стал незаменим (драматург и помреж Элина Петрова, культуролог и тренер по пластике Маргарита Писарева, группа молодых актрис «Плохого театра» под предводительством режиссера Дмитрия Крестьянкина), кто-то специально приехал из Кирова, где Павлович долгие семь лет сеял семена социального театра.
Но строилось все, конечно, вокруг ребят с расстройством аутистического спектра — к Маше, Паше, Акиму, Антону, Максу и Нине, которые играли в «Языке птиц», летом присоединились Влад, Анечка (иначе эту хрупкую застенчивую барышню никто из нас не называет) и Стас, сначала скучавший на репетициях и предпочитавший рисовать мультики, но потом втянувшийся и ставший нашим Хармсом в неизменном кепи и с трубкой в зубах. Студентам Центра не понадобилось много времени, чтобы разобраться, кто такие обэриуты (именно вокруг них строится наша «коммунальная история») и что им нужно делать в новом спектакле. Паша, по обыкновению, травит байки, импровизирует и иронизирует, Маша решает проблемы, Макс бренчит на гитаре, а Влад играет на флейте. Имея четкий график репетиций и спектаклей, зная заранее свою занятость и дату получения зарплаты, ребята социализируются, а играя по 3-4 спектакля в месяц — постепенно становятся настоящими профессионалами.
Меня часто спрашивают, как мы с ними общаемся, и ответ тут очень простой — так же, как и с любыми другими людьми. Просто иногда четче формулируем задачи и жестче обозначаем границы, но это, кстати, очень помогает и в обычной жизни, и в менеджменте. Например, я заметила, что за последний год стала гораздо чаще писать нумерованные списки и давать коллегам простые и конкретные задания. Повседневный опыт взаимодействия с людьми с ментальными особенностями действительно бесценен — так ты начинаешь лучше понимать себя и других, ощущать свои и чужие границы, верно оценивать и точно формулировать. То, что ребята, впервые придя в «Квартиру» на репетицию, совершенно не удивились и поверили, что это не мы несколько месяцев делали ремонт, а здесь действительно все так и было, стало моим главным открытием: если ты во что-то веришь, значит, так тому и быть.
Маленькие и большие открытия
Видимо, мы очень верили во всю эту историю. Откуда иначе у нас появилось бы столько старинных и не очень вещей, всех этих книг, фотографий, альбомов с марками и печатных машинок? Как я смогла бы написать столько заявок на гранты и не расстраиваться каждый раз, когда что-то идет не так? Как освоила бы за год столько новых профессий, сколько не освоила за всю предыдущую жизнь? В «Квартире» я поняла, что недостаточно уметь хорошо считать или писать, надо уметь договариваться так, чтобы никто не оставался внакладе и не чувствовал себя обиженным. Во время ремонта выяснилось, что человеческие ресурсы и услуги стоят гораздо дороже денег, и что один хороший волонтер иногда лучше и важнее большой субсидии. Позже, когда мы начали раскрутку проекта, я поняла еще одну важную вещь: людям нравится помогать, просто далеко не всегда у них есть такая возможность.
В итоге сегодня у «Квартиры» постепенно формируется клуб друзей — людей, которые приходят к нам на спектакли, разговоры и экскурсии, приводят детей и друзей, приносят вещи и непременное «вкусненькое» к чаю. Чаепитие, придуманное нами когда-то как часть спектакля «Разговоры», уже стало фирменным знаком всего пространства. Когда я приезжаю в Питер и веду спектакли, самое приятное в моей работе — раздача гостям мягких тапочек на входе и короткая реплика после аплодисментов: «А теперь пойдемте пить чай». Эти обязанности не прописаны в моей должностной инструкции, мне просто приятно встречать и угощать гостей! Именно за столом после своеобразной литургии зрители начинают знакомиться и обмениваться впечатлениями, рассказывать друг другу, как к нам попали и что хорошего у них происходит.
Застольная беседа может длиться и час, и полтора (если, конечно, дальше нет следующего спектакля — «Недетские разговоры» для семейной аудитории обычно играются по выходным, два раза в день, в 12.00 и 15.00, чтобы вместить всех желающих, так как на спектакле всего 6—7 семей, по числу занятых на площадке артистов), порой она продолжается, что называется, до последнего гостя, по доброй традиции питерских коммуналок. Чай, конечно же, пьют на кухне, хотя кто-то в это время может спокойно играть на фортепиано в гостиной или рассматривать наши фотоальбомы в библиотеке (один из них нам привезла из Екатеринбурга волонтер инклюзивного театрального проекта при Президентском центре им. Б. Н. Ельцина Ксения, которая была с нами в летней резиденции и заботливо сохранила свои и наши воспоминания об этой поездке).
Люди стали для меня главным открытием года. Я всегда была уверена, что продюсирование театрального проекта мало чем отличается от работы над социальной историей. Теперь я убеждена, что это не так. Работая в государственном театре, ты все время подспудно думаешь о плане, госзадании и прочей бюрократической ерунде, забывая о зрителях, творчестве и о том, ради чего ты здесь. В «Квартире», при ее крошечной вместимости, мыслить категориями выручки с продажи билетов смешно и глупо (что не мешает мне стремиться к стопроцентным валовым сборам), а отчитываться, слава богу, пока не перед кем. Это очень удобная схема, когда ставишь себе задачи и сам же выполняешь, когда расписываешь репертуар (а мы играем по 12 спектаклей в месяц, не говоря уже о публичных разговорах и концертах-квартирниках), руководствуясь не соображениями заполняемости зала, а реальным графиком участников и удобством зрителей.
Впервые в жизни я работаю там, где мне ничто не жмет, с теми, с кем мне хорошо не только работать, но и болтать, ходить в театр и просто проводить время. Это не значит, что у нас нет своих трудностей и все идет идеально, просто нам нравится то, что мы делаем. Да, это часто работа на износ, без выходных и за очень смешные по меркам многих государственных театров деньги, зато мне за нее никогда не бывает стыдно.
Больше того, я горжусь, что мы единственные в стране платим профессионалам и непрофессионалам одинаковые гонорары, что на средства гранта СТД создали спектакль, на который с удовольствием приходят дети с аутизмом (которые обычно обречены сидеть в четырех стенах и уж точно не могут себе позволить поход в традиционный театр с его жестким кодексом поведения), что в нашей «Квартире» полно прекрасных и отзывчивых гостей, а Питер гудит про нас уже не первый месяц. Наверное, все это значит только, что утопия все-таки возможна — если, конечно, хорошо ее спланировать и планомерно воплощать в жизнь.