В Прокопьевском драматическом театре поставили спектакль по почти забытому роману Леонида Добычина «Город Эн». Кузбасский журналист Андрей Новашов – о нелинейном прочтении последнего и главного романа писателя, который никогда раньше не ставился.
Этот роман режиссёр Артём Устинов выбрал в январе для своего эскиза на прокопьевской лаборатории. Эскиз вырос в спектакль. «Записки на полях романа» – так авторы определили жанр. Премьера состоялась в конце апреля.
Лаборатории современной драматургии проходят в Прокопьевске уже десять лет. Начинал их Олег Лоевский, две последние курировал Павел Руднев. В этом году Руднев, автор книги «Драма памяти», предложил поработать с «неизвестной классикой известных классиков». Оказалось, лабораторный формат даёт возможность не только знакомиться с новейшими сочинениями, но и по-новому взглянуть на тексты, написанные десятилетия назад, которые давно или никогда не ставились.
Леонида Добычина в последнюю очередь интересовал нарратив. Режиссёр Артём Устинов и художник Игорь Каневский прочли «Город Эн» нелинейно, используя приёмы, отсылающие к документальному и свидетельскому театру. Вместо программки – «Паспорт спектакля». Семь актёров, занятых в «Городе Эн», названы «главный герой» и «исследователи».
Игровое пространство – вытянутый прямоугольник. В центре длинный стол, на котором листы бумаги, карандаши в стаканчиках и другая канцелярия, песочные часы, лупа, книги, старые открытки, фарфоровые куклы, патефон. Позже появятся макеты городских зданий, упомянутых в романе Добычина. Рядом со столом видеокамера и прожектор, которые тоже станут инструментами исследователей.
Спектакль неспешный и подробный. «Дождь моросил…». Несколько минут в полной тишине на экране плывут строки первой главы романа. Потом слова начинают овеществляться. В руках актёров книги и картинки – как из книжного магазина, речь о котором идёт в первой главе. Спустя ещё некоторое время материализуется главный герой – Леонид Добычин. Актёры выходят на маленькую сцену перед экраном, держа вешалку, на которой пальто, кепка и очки писателя. За экраном проходит тень главного героя. Наконец появляется он сам. Михаил Дмитриев, занятый в этой роли, похож на самую известную фотографию Добычина. Этот фотопортрет тоже можно разглядеть на столе. Снимок поместили в горшок с кактусом – цветком колючим, странным и неудобным, как и сам писатель.
Время действия романа – первое десятилетие ХХ века. Писатель не называет город, но очевидно, что это Даугавпилс, в те годы именовавшийся Двинском, где прошло его детство. Актёры-исследователи рассматривают фотографии дореволюционного города, лежащие перед ними на столе. Зрители видят эти снимки на экране. Стоящий перед экраном Дмитриев-Добычин вписывается в городские локации, заполненные людьми, жившими в начале прошлого века. В других эпизодах на экране – лик Богородицы всех скорбящих.
Исполнитель главной роли пластически и интонационно сдержан. Произносимые слова он как будто изобретает, нащупывает. Иногда приближается к актёрам, сидящим за столом, но существует в другом измерении, и не до конца доверяет тому, что видит и слышит. Остальные участники раскрепощённее. Общаются, шутят, кокетничают, декламируют. Иногда примеряют образы персонажей, реплики которых читают, но всё же не играют историю, а внимательно читают и анализируют. Большую часть спектакля игровое пространство затемнено, иногда погружается в абсолютную темноту. Вспышка настольной лампы – и следующий фрагмент текста. Такие вспышки света – как озарения, как проявленные воспоминания.
Чтение очередного фрагмента прерывают, чтобы сообщить, каково было население дореволюционного Двинска, представители каких национальностей там жили. Объяснить, что такое «пряничные женщины», упомянутые Добычиным, и значения других забытых слов.
У актёра Гочи Путкарадзе звонит смартфон, вместо рингтона – сегодняшняя попсовая мелодия, так в дореволюционную реальность вклинивается современность. Путкарадзе цитирует роман: «Появись это изобретение раньше, мы могли бы услышать, как проповедовал Христос». Под «изобретением» Добычин, конечно, имел в виду патефон, но сейчас другие гаджеты.
Создатели спектакля подсчитали, что в небольшом по объёму романе слово «маман» встречается 144 раза. По их версии, именно матери Добычин адресует своё сочинение. Ни у писателя, ни у его сестры не было детей. Род прервался. История семьи осталась только на страницах романа, и теперь – в спектакле. «Я спешу зачерпнуть горсть холодной воды из реки, которой уже нет», – поют актёры (песня «В дороге» Михаила Фейгина на слова Овсея Дриза в переводе Генриха Сапгира.). В этом эпизоде они стоят на маленькой сцене, одетые по дореволюционной моде. Мизансцена напоминает групповую фотографию столетней давности. На экране звёзды, похожие на буквы.
Реальность книг, которые читают в «Городе Эн» – отдельный пласт. У Добычина эта реальность свободна от общепринятых трактовок. «Ты читал книгу «Чехов»?» – кажется, это самая известная фраза романа. Своему другу Сержу главный герой говорит: «Мы с тобой как Манилов и Чичиков», подразумевая, что они будут предаваться миросозерцанию и философствованию, как мечтал Манилов, желавший видеть своим собеседником Чичикова. Добычину-подростку неизвестны оценки, которыми наградили Манилова прогрессивные критики. Взрослому Добычину эти оценки неинтересны. Неортодоксальный взгляд на хрестоматийного персонажа режиссёр укрупнил. В романе главный герой упоминает, что сочинил пьесу. В спектакле после этих слов Дмитриев-Добычин появляется на маленькой сцене в образе Манилова и произносит несколько реплик гоголевского героя: «Если бы, например, был такой человек, с которым бы в некотором роде можно было поговорить. Но решительно нет никого…».
При первом прочтении романа кажется, что Добычин демонстративно аполитичен, и, рассказывая о начале ХХ века, не хочет или не может почувствовать надвигающуюся историческую катастрофу, отгораживаясь от неё бытовыми мелочами. Авторы спектакля, читавшие роман внимательно, выписали все упоминания погибших от несчастных случаев, всех, убитых революционерами, умерших. Оказалось, что почти каждая глава «Города Эн» ознаменована трагедией. Прочитав фрагмент, в котором говорится о начале русско-японской войны, актёры, сидевшие за столом, вскакивают со своих мест и эвакуируются. Воет сирена, тёмное пространство разрезает красный луч прожектора, которым управляет главный герой.
В спектакль включён эпизод, отсылающий к собранию Ленинградского Союза писателей 25 марта 1936 года, на котором коллеги обсуждали и осуждали «Город Эн», объявив роман непонятным и идейно чуждым. Актёры выходят из-за стола. Теперь они не исследователи, а предвзятые критики. Гоча Путкарадзе, прежде ассоциировавшийся с другом главного героя Сержем, попыхивает трубкой – если не сам Сталин, то инициатор травли главного героя.
Реальный писатель Леонид Добычин, пропавший после заседания, почти наверняка покончил с собой, понимая, что с ним будет дальше. Но что стало с литературным персонажем – главным героем «Города Эн»? Свой мир Леонид Добычин сложил из слов, из букв. В финале спектакля Дмитриев-Добычин снова становится тенью, которая постепенно делается меньше. Она похожа уже не на человеческую фигуру, а на знак. Главный герой превращается в букву, растворяется в тексте.