Корреспондент журнала ТЕАТР. – о читках «Любимовки», главными темами которой в этом году стали отношения авторов с собственными демонами и вопросы национальной идентичности.
В прошлом году фестиваль объявил о полной смене арт-дирекции: драматурги Михаил Дурненков и Евгений Казачков и театровед Анна Банасюкевич, курировавшие «Любимовку» в течение семи лет, передали управление новым руководителям. И вот молодая команда арт-директоров — драматурги Нина Беленицкая, Полина Бородина, Олжас Жанайдаров, Мария Огнева, театровед Полина Пхор и режиссёр Юрий Шехватов — вместо «пробного» первого фестиваля попала в эпицентр ковидных ограничений. И, надо сказать, ответила на вызовы пандемии весьма достойно.
Несмотря на суровые ограничения Роспотребнадзора, «Любимовка» сохранила горизонтальность, так ценимую завсегдатаями фестиваля. Более того, смогла стать доступной даже для зрителей, у которых не получилось доехать до «Площадки 8/3». Впервые из зала с читками и обсуждениями были организованы прямые трансляции. Также впервые появился Telegram-канал — его на протяжении восьми дней вели сменяющиеся группы драматургов и арт-директоров: они в режиме реального времени рассказывали, что происходит в зале, делились мнениями, вбрасывали референсы, позволяющие лучше понять происходящее в пьесе, прямо сейчас озвучиваемой артистами. Все это очень мощно работало на включение в происходящее — фестиваль, приехать на который смогли немногие, преодолел пространственные ограничения и продублировал себя в интернете, а жаркие обсуждения перешли в чат, где голоса известных драматургов зазвучали наравне с репликами смотрящих трансляции зрителей.
При этом внутренняя обстановка «Любимовки», традиционно ассоциировавшейся с теснотой набившихся в маленький зал зрителей, с сидением на ступеньках, подоконниках и на подушках у ног актёров, в этом году, конечно, изменилась. После несложных подсчетов оказалось, что кроме команды создателей и самих драматургов в зал могут пройти всего 10 зрителей. Так что фестиваль вынужденно стал очень «ламповым» — без посторонних лиц и неожиданных мнений в зале. И это ощущение «тусовки для своих» как будто перекинулось и на пьесы, читки которых звучали интересно, но слишком ровно: без неожиданных провалов или успехов, без скандалов, но и без особых взлетов. Даже в темах наблюдалось сосредоточение на внутренних процессах: изучении родного края, анализе личного и семейного прошлого или проживании внутреннего кризиса.
Эта «Любимовка» оказалась на треть петербурженкой: из 32 пьес шорта и фринджа 13 были присланы из северной столицы (для сравнения, московских авторов в конкурсе всего 6). Но самое интересное даже не это, а то, что фестиваль буквально захватили ученики Натальи Скороход — прозвучали пьесы восьмерых из них, и это уже тенденция. Если раньше «Любимовку» «покоряла» уральская школа воспитанников Коляды, то теперь им на смену пришли питерские скороходовцы — молодые и очень разные авторы с чётко выраженной индивидуальной манерой и собственным пулом тем.
1: Лен
2: Че?
1: Только не смотри туда.
2: Что там?
1: Все теперь
2: Нет, еще нет
1: Да все теперь, все теперь. Теперь уже все
Длительная пауза
2: Сначала.
Пауза
1: Лен
2: Че
© Лидия Голованова «Дыры»
Наиболее запомнившимися из петербургских пьес стали «Дыры» ученицы Скороход Лидии Головановой, «Утечка» Юлии Савиковской и «Цикл Индекса» Екатерины Августеняк. Все три работы — антиутопии о людях, которые цепляются за бытовые ритуалы, противопоставляя их разворачивающемуся вокруг апокалипсису. Впрочем, интересно даже не это, а то, как умело молодые драматурги прячут сюжетную канву между повседневными словами, сквозь которые постепенно проступают приметы сменившейся реальности. Головоломки для зрителей, не предполагающие окончательной разгадки, они все написаны очень выразительно. Голованова строит пьесу на языковой игре, совмещая три уровня дискурса: на первом торговки на рынке перебрасываются просторечными выражениями, подсчитывая проданный товар; на втором актрисы переключаются с предписанных ролей на рассуждения о космических просторах; на третьем напрямую к зрителям обращается уже авторский голос. Савиковская конструирует свой ребус иначе. Она заключает постапокалиптичную историю в 12 разнородных картин — в каждой из которых показана некая ситуация из мира, где жизнь резко изменилась после некой «утечки». Что это была за «утечка» и как ещё она сломала привычный уклад жизни — остается додумывать режиссёру и зрителям, но процесс разгадывания становится увлекательным квестом. Наконец, сторонница сложных интеллектуальных конструкций Августеняк на этот раз рассматривает проблемы экологии и выгорания изнутри цифровой реальности, в которой люди даже после смерти запрограммированы продолжать рабочие и игровые отношения.
МАТЬ: У папы нет ушей. У бабушки нет волос. Дедушка с детства без носа. Посмотри вокруг. Все живут. Все радуются.
СЫН: А есть такие, у которых все есть?
МАТЬ: Что все?
СЫН: Руки — левая и правая, ноги — левая и правая, уши, глаза, нос, голова, волосы. Как на картинке в учебнике.
МАТЬ: Наверное, есть…
СЫН: А где они?
МАТЬ: Они под водой.
СЫН: Где?
МАТЬ: Под водой.
© Юлия Савиковская «Утечка»
Стоят внимания и пьесы скороходовцев. Почти все они посвящены осознанию и принятию мыслей о смерти. Киносценарист Дарья Морозова прислала «Тихий дом» — хоррор-трип по даркнету — современному аналогу ада, где личность человека стирается под тоннами информации и откуда невозможно выбраться. Оля Потапова написала «Спички детям» — трагикомедию о том, как родители пытаются пережить потерю дочери, показанную с точки зрения самого ребёнка — маленькой девочки, которая, играя, путешествует по незнакомому городу в компании карикатурных собаки, голубя, гастарбайтера и священника. Марта Райцес представила текст «Пион Селин Дион» — фиксацию того, как в борьбе с раком женщина начинает употреблять наркотики и теряет способность к эмпатии, а выигранное сражение со смертью оборачивается утратой навыков человеческих чувств. Даниил Гурский, чьи пьесы в третий раз проходят на «Любимовку», написал пугающую фантасмагорию «deinosдина» о тревоге, которая, переполнив женщину, материализуется в динозавра — внутренние страхи выходят наружу и начинают управлять повседневностью.
Выше я уже отмечала, что настроение этого фестиваля во-многом определил вопрос «Откуда ты?». Так, Элина Петрова (тоже ученица Скороход) в пьесе «Запись прерывается» исследует собственную идентичность и свое тело — принятие себя и своих истоков происходит через разговоры с людьми на улице про их родные города, через фиксацию собственных воспоминаний и штудирование научных трактатов о деколониальном дискурсе и телесных практиках.
Когда я пишу, я не могу находиться в комнате с кем-то
Мне нужно быть одной
Когда я пишу, я пишу своими внутренностями
Своими татарскими кишками
Мне кажется, что тот, кто находится в комнате
Может увидеть
Как я снимаю с себя кожу, разрезаю брюшину и достаю кишки
И вожу ими по клавиатуре и экрану ноутбука
Как я фалангами и нервами набираю текст
Как я не чувствую, что у меня есть тело
Как я заполняю собой всю комнату
Выдавливая все, что не является в этот момент мной
Как моя челюсть отвисает
Слюна копится
Язык вываливается
Шея вытянута как у гусака
Голова вперта в экран
Глаза на выкате
Вдруг кто-то увидит, как я абсолютно голая в одних костях сижу перед монитором
© Элина Петрова «Запись прерывается»
Осмысление жизни родного края и того, как сильно географическая принадлежность влияет на способ мысли героев, получили в представленных на фестиваль пьесах два способа развития. Во-первых, авторы исследуют региональные истории: попытки примириться с неустроенностью в глубинке и упорное стремление к центру — в Москву («Страна Вась» Викентия Брызя), или к экзотике — в Нигер («Туареги» Светланы Петрийчук), и утрату мистических связей с малой родиной («Петя из Ватуков» Наталии Лизоркиной). Во-вторых, в пьесах, присланных из стран постсоветского пространства, драматурги фиксируют настоящее своих государств. Последние в этом году представлены уже традиционными для «Любимовки» текстами из Киева и Минска и куда более редкими — из Баку и Алматы.
а все бубнят
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
в Москву
все уехали
а тут ты сидишь
© Викентий Брызь «Страна Вась»
Сюжеты пьес из «братских» стран обычно болезненно актуальны и касаются политики. Этот год не стал исключением. «Название не помню» Катерины Пеньковой — свидетельство женщины, родившейся и выросшей в Донецке, который сначала покинула она, а во время войны — её семья. Это история трёх поколений сильных, но несчастных женщин, у которых семью скрепляет не любовь, а боль, ненависть и домашние насилие. «Деликатно» Каси Чекатовской касается той же темы не(возможности)любви и тепла там, где они, необходимы. Пьеса Каси — история одной поездки в психоневрологический интернат, где кажущаяся важность деликатного отношения к больным людям подвергается проверке реальностью — и не выдерживает её. Так украинская и белорусская пьесы говорят о глубинной боли, порождённой системой годами и поколениями длящихся токсичных отношений между людьми: как в государстве, так и в его микроверсии — семье.
вы что, не видите – вы горите!
Смотрят на меня пустыми глазницами – глаза выгорели дотла. Говорят мне что-то – но языки их тоже уже повыгорали. Головами ворочают, а с них кожа кусками отваливается
вы что, не видите – мы горим!
Я тоже горю. У меня лёгкие в дыму. Повсюду дым, мой чёрный дым, он всё застилает
вы что, не видите – я горю!
Почему вы спокойно ходите, спокойно продолжаете тут жить, будто ничего не происходит? Так нельзя жить, никто не должен так жить, ещё ведь можно что-то спасти, ещё ведь можно как-то спастись. Почему вы не видите, посмотрите
МЫ ВСЕ ГОРИМ!
© Кася Чекатовская «Деликатно»
Семейные отношения как зеркало, отражающее коллективные настроения в государстве, — так раскрывается современная действительность и в пьесах авторов из Казахстана и Азербайджана. В драме “Паспорт” уроженки Алматы Айнур Карим найденная барсетка с документами незнакомого человека оказывается лакмусовой бумажкой для обнажения системы взглядов в семьях как нашедшего, так и потерявшего. В стране царит тотальное недоверие — в первую очередь, к власти, затем, как следствие, ко всем окружающим. Возврат паспорта в таком обществе считается куда более опасным решением, чем утайка — случайно проявившего человечность «дурака» могут обвинить во множестве несовершенных преступлений. Неожиданным решением конфликта автор делает массовые протесты, после участия в которых у людей возрастает доверие друг к другу, ведь революция одинаково страшна для каждого. Пьеса бакинца Исмаила Имана «Big in Japan» отказывается куда более мрачной: отправной точкой в ней становится смерть. Автор показывает душную повседневность, ведущую к вымиранию молодого поколения, для которого в Азербайджане осталось два пути: либо наркотики, либо отъезд. Щемящая ненужность каждого подчеркивается драматургом в отношениях родителей и детей, супругов, любовников и друзей. Неприятие близкими провоцирует неприятие героями себя и стремлением к побегу — в Европу или в наркотический бред. Обратную ситуацию — насильственную депортацию из родного края описывает Сергей Давыдов в пьесе «Республика» — поэме, основанной на вербатимах-воспоминаниях русских людей, которые родились и жили в Таджикистане, а во время национальных преследований в 90-е были вынуждены уехать.
ЯРОСЛАВА.
пока войны еще не было
мы ни разу не видели горизонт
то есть именно четкую линию
как рассказывали на географии.
мы не могли понять
у нас не укладывалось
и я только в России увидела
эту линию
на снежных полях
у нас были горы у нас был Памир
и мир разделился на две половины
в России
© Сергей Давыдов «Республика»
В отдельный спецпроект была отнесена не вошедшая в шорт-лист пьеса литовцев Ингриды Рагяльскене и Андрюса Дарьялы «Аллели» — история-притча про отношения стран, подписавших Люблинскую унию. Текст, болезненно актуальный для современных Польши, Литвы и Беларуси, вспоминает общую историю трёх стран, чтобы переосмыслить её влияние на напряженные отношения в настоящем. Пьеса обрядово-бюрократическим языком рассказывает, как исторически вынужденный союз двух неоднородных культур оказался бесплодным, и задает вопрос: есть ли перспективы для рождения общего будущего сегодня — в мире новых технологий и прогрессивного сознания? В настоящее время, после прошедших в Литве цепей солидарности у белорусской границы, преодоление исторических разногласий кажется весьма вероятным, а сама пьеса обрастает не заложенными в ней изначально отсылками к современности.
Если шорт-лист отражает направления, уже существующие в драматургии, то Fringe-программа «Любимовки» рассчитана на знакомство с «пьесами будущего», бросающими вызов режиссёрам. И потому они вызывают особый интерес. В этом году в фриндж вошли:
• пьеса из скринов инстаграма
• дневник расходов за 18 лет
• виртуальная летопись жизни в коммуналке
• легенда об одноглазом дереве
• документальная пьеса для семинара Натальи Скороход, комментирующая саму себя
• пьеса из одного слова
• абсурдистский текст о трёх сёстрах, потерявшихся в пространстве нарратовов
• пьеса, прячущая историю своего создания в компьютерный код.
Попробуем разобраться, насколько новыми и интересными оказались предложенные формы. Правда, здесь стоит отметить, что фриндж всегда был открыт для режиссёрских интерпретаций (в отличие от основной и офф-программ, где от постановщика ожидается отказ от авторских амбиций ради достоверного и полноценного представления текста). И в этот раз работать с fringe-программой пригласили учёных — философов, социологов, филологов и культурологов. Решение интересное, поскольку к текстам, расширяющим границы театра, применяются современные научные подходы. Если бы не одно «но»: большинство современных учёных имеет очень отдалённое представление о том, чем живёт современный театр. И оттого в целом ряде читок проступала замшелая театральщина, в которой тонуло новаторство текста.
Щас
© Вася Шарапов «Жизнь»
Если забыть о режиссуре и обратиться к текстам фринджа, то наибольшее внимание обращают на себя три работы. Первая — пьеса-жест Васи Шарапова (псевдоним режиссёра Александра Кудряшова) «Жизнь», состоящая всего из одного слова — «Щас». Хулиганская и провокационная, но явно предлагающая возможность подумать о собственной сценичности, она запоминается своей броскостью и лаконичностью. Вторая — «Общее место» Светланы Егоровой (псевдоним Светланы и Юрия Сорокиных) — дневник расходов за 18 лет, в который мать вносила все свои траты. Неожиданно записи практического свойства, где отсутствуют комментарии и любые проявления художественного начала, обретают черты поэзии повседневности и становятся очень убедительной и познавательной фиксацией меняющейся реальности: того, как росли цены, как трансформировались потребности и вкусы, а ещё того, как взрослели дети и распадалась семья.
2000 год.
– 15.00 руб. – Сорокину на пропой души.
– 4.80 руб. – сигареты.
– 20.00 руб. – Юре на учебу за апрель.
– 20.00 руб. – Юре в школу за охрану (апр. и май).
*144.90 руб. – хлеб, котлеты, сырки, сыр, булки, пудинг, колб., сосиски.
*25.00 руб. – на питание Юре в школе.
– 5.00 руб. – Юре.
– 4.80 руб. – сигареты.
© Светлана Егорова «Общее место»
Наконец, третья и самая выстрелившая пьеса фринджа — «Фо Хер» Ольги Казаковой. В этом тексте драматург заключила в пределы компьютерного кода путь собственной обработки вирусного стихотворения 10-летнего американца Бенджамина Жиру (Benjamin Giroux), страдающего синдромом Аспергера.
Собственный перевод текста драматург поместила в текстогенератор «Порфирьевич», сделав ИИ соавтором нового, получившегося в результате этих манипуляций стихотворения, в которое неожиданно вплелась проблема лесбийской связи, где лирическая героиня полностью теряет себя в отношениях с партнёршей. Пьеса оказывается зашифрованным путём авторского поиска в интернете, который приводит драматурга и зрителя к рождению стихотворного текста.
я странная, я новая
и я хочу разделить твой собственный,
свободный от всего земного,
взгляд на окружающий мир
ты узнаешь меня с первого взгляда –
я призрачная простофиля.
тебя многие считают очень серьёзной,
немного таинственной и загадочной девушкой.
это комплимент.
© Ольга Казакова «Фо Хер»
Пока шорт-лист конкурса выбирается целой командой ридеров, кураторы внеконкурсной программы на «Любимовке» работают в одиночку: ежегодно сменяющийся отборщик составляет список наиболее удачных пьес, написанных более или менее маститыми авторами в последние годы. В этот раз off-программу курировал Алексей Киселёв — и его выбор оказался очень созвучен общему настроению шорта. Он включил шесть пьес разных авторов (правда, громких имён Павла Пряжко, Ивана Вырыпаева и Дмитрия Данилова среди них не оказалось), не объединённых общей темой, но описывающими людей, попавших в кризисную ситуацию или самостоятельно этот кризис спровоцировавших. Самыми интересными среди них можно назвать «Распад» Олжаса Жанайдарова и «Остановку» Германа Грекова. В первой из них показывается безуспешная борьба семейной пары с сумасшествием жены, которое разрушает ее психику, а затем и моральное состояние мужа. Во второй герой неожиданно отказывается от соблюдения своих социальных ролей и уходит жить на остановку — поступок, становящийся первой костяшкой домино, которая сталкивает с привычных позиций устои всего ближнего круга новоявленного юродивого.
В конечном счете, можно сказать, «Любимовка-2020» отразила вынужденную полугодовую остановку жизни во время пандемии: авторы пьес все чаще стали заглядывать вглубь себя, изучать кризисные состояния, вернулись к исследованиям своей идентичности и размышлениям о будущем.