Премьера спектакля «Аустерлиц» по одноимённому роману Винфрида Георга Зебальда пройдёт на основной сцене Вильнюсского Молодёжного театра 23 и 24 сентября.
«Аустерлиц» — вторая работа мэтра польской режиссуры на литовской сцене. Первая, «Площадь героев» по пьесе Томаса Бернхарда, — постановка 2015 года на сцене Литовского национального драматического театра (LNDT). Тогдашний руководитель LNDT и инициатор совместной работы Аудронис Люга, перейдя в Молодёжный театр, пригласил Люпу поставить здесь новый спектакль. Выбранный материал, который также предложил Люга, — роман Винфрида Георга Зебальда «Аустерлиц» — новый опыт и для участников спектакля, и для самого Кристиана Люпы.
Спектакль станет первой постановкой «Аустерлица» на литовском языке (и одной из пока немногочисленных театральных интерпретаций романа в принципе), что неудивительно: первое издание романа на литовском ещё только планируется этой осенью. Люпа также никогда ранее не обращался в своих работах к текстам Зебальда. Ставя роман сейчас, режиссёр пришёл к выводу, что сочинения Зебальда «могут инициировать изменение языка театра».
«Это первый прочитанный мной роман Зебальда, — рассказывает Кристиан Люпа. — Один из моих тогдашних студентов, родом из Украины и учившийся в Париже, впоследствии ассистировавший мне в постановке спектакля «Процесс», предложил прочитать «Аустерлица». Сказал, что мечтает, чтобы я перенёс его на театральную сцену. И вот я начал читать, а спустя какое-то время отложил книгу на полгода. Помню, что сказал тому студенту: меня покорило, что Зебальд не типичный писатель — он совершенно иначе видит то «Я», которое что-то рассказывает или пытается рассказывать, иначе смотрит на людей, которых встречает и с которыми устанавливает взаимосвязи. Мне это показалось своеобразным, странным и до сих пор не знакомым. И ещё я заметил, что Зебальда не было бы без Томаса Бернхарда. Без этого внутреннего монолога, потока сознания, не сдающегося наррации. Я и теперь так думаю, прочитав уже все романы Зебальда. Не знаю, почему я тогда прекратил чтение «Аустерлица» — при том, что меня увлекла книга. Вероятнее всего, потому, что сказал себе, дескать, это нельзя перенести на театральную сцену. Возможно, решил, что ещё не готов читать «Аустерлица» как режиссёр и сразу могу себе сказать, что из этой задумки ничего не выйдет: точно не возьмусь, потому что это невозможно. В романе нет ни событий, ни конфликтов, за которые можно ухватиться. После перерыва чтение «Аустерлица» стало большим сюрпризом. Снова начал читать с начала — и показалось, что читаю совсем другую книгу, чем та, что отложилась в памяти. Похожее бывает с Бернхардом: в дебрях внутреннего монолога вдруг видишь, что запомнившееся вдруг куда-то отбрасывается, а проясняется что-то совсем другое. И с того момента, как Аустерлиц, этот будто бы вампирический герой, родившийся в воображении Зебальда, нашёл свой путь, первый след, оставленный на лондонском вокзале Ливерпуль-стрит, я вступил на какую-то новую тропу.
Можно сказать, что читать Зебальда, особенно будучи его ровесником, и не сопоставлять свой собственный опыт с его опытом, непросто. Вероятно, могу порадоваться, что не родился немцем. Мне трудно вообразить все те вещи, которые упоминает Зебальд, когда пишет о своём детстве. А с другой стороны — как раз легко вообразить, даже очень, потому что это очень странный опыт — родиться в стране, в которой недавно произошёл коллапс всего общества. Другими словами, трудно быть рождённым в семье преступника, когда знаешь, что твой отец в тюрьме, а именно о такой ситуации идёт речь.
Говоря о Холокосте, невозможно испытать творческого удовлетворения, потому что неизбежно поражение. Поиск творческой удовлетворённости неотделим от личных желаний художника. И часто они выигрывают, потому что больше мы хотим заслужить успех, чем сразиться с темой. Так мы её покидаем и предаём, особенно если тема требует жертвы. Мне кажется, что тема Холокоста — именно та, которая требует её. В процессе работы, например, на втором этапе репетиций, часто возникает страх: будет ли то, что я создаю, увлекательным, интересным. Этот страх и забота о собственном успехе часто вынуждает нас предать тему.
Документальный материал из концлагерей, который мы используем в спектакле, — это образы, которые воплощают абсурд, невыносимый для нашего воображения. Это проклятые места, отметившие, скажем так, особенные ошибки, содержащие в себе нечто непостижимое, оказавшееся за пределами «нормальности». Я уже пробовал такой метод в своём новейшем варшавском спектакле «Капри». Там мы тоже сталкивались с феноменами патологий и преступлений человечества в ХХ веке, и они объяснялись в том числе через архитектуру, созданные человеком пространства. Эти пространства сейчас умерли и стали памятниками преступлений. В случае с «Аустерлицем» такие пространства существуют, по сути, когда служат преломлением мысли, воображения, времени. И таким образом мешают зрителю понимать что-то «обычно», повседневно, популярно. Мы не провоцируем зрительских эмоций, а говорим о новом метафизическом опыте: раньше нас удивляла странность мира, а сейчас, по завершении ХХ века, удивляемся странности собственных творений, их монструозности и совершённым человечеством ошибкам, отражённым в архитектуре.
Сегодня, думая о беспокойстве, связанном с новейшим опытом человечества в различных сферах жизни, я убеждён, что куда важнее всех открытий и достижений — понимать, что с нами происходит. Важно преодолеть этот путь вне зависимости от того, сопутствует ли нам феноменальный успех мысли или творчества. Если мы и дальше будем заботиться только об успехе работы, то, по сути, будем всё более анахроничными. Мы должны изменить свою художественную философию, это бесконечно важно. И передать зрителям свою потребность в обновлении».
Напомним, последний роман Винфрида Георга Зебальда «Аустерлиц» опубликован в 2001 году. Роман стал последним произведением немецкого писателя, которого не стало в конце того же года. За «Аустерлица» Зебальд номинировался на Нобелевскую премию. Сюжет романа охватывает шесть десятилетий — с 1939 года до конца века (времени написания) и рассказывает историю человека по имени Аустерлиц, который в пятилетнем возрасте был вывезен «поездом жизни» из Праги в Лондон и таким образом спасён от концлагерей. Никаких воспоминаний о первых годах жизни у героя не сохранилось, однако внезапная «вспышка» памяти на лондонском вокзале Ливерпуль-стрит заставляет его посвятить себя поискам родительских «следов» и погрузиться в хитросплетения личной биографии и трагической истории ХХ века. В Молодёжном театре роман характеризуют как «эпическую медитацию о травме Холокоста и её последствиях в отдельной человеческой судьбе».
В спектакле заняты Сергеюс Ивановас, Валентинас Масальскис, Виктория Куодите, Йовита Янкелайтите, Матас Диргинчюс, Дануте Куодите и Гирюс Люга (отметим, что для Валентинаса Масальскиса и Виктории Куодите это уже вторая встреча с польским мэтром — они играют главные роли и в «Площади героев»). Как художник-сценограф над спектаклем работал сам Люпа, художник по костюмам — Пётр Скиба.