Фото: Алекс Йоку.
На российские экраны выходит фильм Кирилла Серебренникова «Ученик».
Корреспондент Театра., профессиональный религиовед, рассуждает о новом религиозном типе, который Серебренникову удается извлечь из хтонических глубин российской реальности.
Кирилл Серебренников снял свой фильм на основе собственной театральной адаптации пьесы Мариуса фон Майенбурга «М(ученик)», которая уже третий сезон с успехом идет в московском «Гоголь-центре». Лента представляла Россию на Каннском фестивале, получила одну из премий, куплена прокатчиками во многих странах и наконец добралась до России.
Пьеса Майенбурга с самого начала (а написана она была в 2012 году) оказалась востребована европейской сценой. Ее ставили в Германии, Англии, Литве. Основной ее конфликт чрезвычайно актуален и, в общем, прост: юный религиозный фанатик (в фильме его зовут Вениамин, роль исполнил Петр Скворцов) противостоит школе, живущей по законам секулярного общества. Молодая учительница пытается с ним бороться, но безуспешно, а когда он облыжно обвиняет ее в сексуальных домогательствах, школьное руководство и вовсе встает на его сторону: сексуальное домогательство в современном западном обществе и современной (светской) школе едва ли не большее зло, чем религиозное посягательство на светский характер образования.
Серебренников адаптирует к российской реальности и героев пьесы, и, что важнее, сам ее конфликт. И в этом состоит главный интерес и его спектакля и особенно фильма, чьи персонажи узнаются в первую же секунду. Интеллигентка-биологиня (Виктория Исакова) представительствует от креаклов. Директриса (Светлана Брагарник) — от советского прошлого: Больше всего боится вынести сор из избы и предпочитает расслабляться под блатной шансон своей верной наперсницы (Марина Клещева). Священник-бюрократ (Николай Рощин) мирно преподает ОПК, деловито освящая спортзал, а заодно и охранников, которые неумело крестятся непонятно на что. Незамысловатый конформист физрук (Антон Васильев) пытается примирить всех со всеми.
Но куда интереснее те новые обертоны, которые появляются в пьесе при переносе ее на русскую почву: школа принимает сторону фанатика в его борьбе с учительницей биологии не столько потому, что верит его наветам (с кем, в конце концов, не случается!), сколько потому, что чувствует тайное родство с новоявленным проповедником. Сколь бы дикими ни были выходки и декларации Вениамина, для которого Дарвин — не фамилия, а ругательство, они куда ближе насаждаемым в России «традиционным ценностям», чем современному критическому сознанию учительницы биологии.
Но есть в фильме нечто, что на первый взгляд, выбивается из умелой и талантливой адаптации. И это, как ни странно, сам главный герой. Протестантский фундаменталист из Европы, а еще лучше США, действительно может лихо жонглировать цитатами из Библии, призывая неукоснительно следовать букве Закона. Но православной культуре такое несвойственно, для нее главное не самостоятельное изучение Библии, а церковные службы с их благолепием и непонятным большинству прихожан церковнославянским языком. Недаром школьный батюшка зовет героя в церковь, где он сможет с пользой реализовать свой религиозный талант. Герой в ответ обрушивает на священника цунами цитат — и церковнослужителю нечего возразить. Библию он явно знает хуже своего подопечного. Может быть, здесь режиссеру не удалось подчинить немецкую пьесу нашей реальности? Откуда взял он этого героя?
Это самый интересный вопрос и это, как мне кажется, самый сильный ход фильма. Режиссер нащупал в нашей реальности сдвиги, которые пока что осознают не все социологи религии.
Последние годы исследователи обнаруживают в западном мире подъем внеконфессиональной религиозности. Считается, что это один из важных признаков постсекулярной эпохи, когда доверие к религиозным институтам подорвано, но вера в высшее начало в той или иной форме сохраняется. Люди с такой установкой сознания не связывают себя ни с какой христианской конфессией, поэтому американские полстеры предложили называть их nones, то есть «никакие». Так вот, число их растет семимильными шагами. Почти тоже самое происходит и в Европе. Ученые считают, что внеконфессиональные верующие представляют собой размытый тип религиозного сознания. Они как бы верующие вообще, прибиться к какой-то церкви им мешает нежелание подчинять себя догматике и дисциплине. Но на Западе такая вера чаще всего коррелируется с либеральными взглядами: терпимостью к инакомыслию, к нетрадиционной сексуальной ориентации, к праву женщины на аборт и т.д. И в «культурных войнах» ее носители примыкают к сторонникам секулярных ценностей. В то время как протестантские фундаменталисты, к которым, безусловно, относится герой пьесы Майенбурга, оказываются по другую сторону баррикады.
В фильме Серебренникова мы сталкиваемся с новым религиозным типом — не внеконфессиональным верующим либералом и не протестантом-фанатиком, а внеконфессиональным фундаменталистом (оцените оксюморон!), самозабвенно ждущим, что гнев божий обрушится на головы грешников, которые теснят его со всех сторон. А поскольку бог по неясным причинам медлит и не изливает потоки огня и серы на Содом и Гоморру, он готов примерить его роль на себя. Подговаривает своего единственного адепта — калеку и школьного изгоя — перерезать тормозной шланг на мотороллере учительницы, а когда тот отказывается, проламывает ему голову.
Художественная интуиция Кирилла Серебренникова позволяет ему извлечь новый религиозный тип из хтонических глубин российской действительности. Ибо тип этот там действительно есть. Герой «Ученика» уже не одинок. Если вы посмотрите на религиозные форумы рунета, то увидите, как ненавистники современности извергают потоки злости на тех, кто пытается ее продвигать. И без разбора сыплют цитатами из Священного писания. Даже от самых рьяных православных консерваторов их отличает именно это — те ограничены рамками православного предания, а эти для оправдания своей злобы готовы опереться на все, что угодно. Они требуют от бога немедленного наказания провинившихся, угрожая, что готовы в любой момент подменить его в этом благородном деле. При этом очевидно, что они не слишком утруждают себя походами в церковь. И с церковным обиходом знакомы мало. Бог для них — это жуткий цербер, которого они мечтают натравить на любого, кто подвергает сомнению их представления о прекрасном. И подзуживают страшного пса цитатами из Библии. Отвечай за базар — круши и убивай.
Иногда эти люди выныривают из виртуальной реальности, сбиваются в стаи и крушат сами. Какая-нибудь «Божья воля», напавшая на выставку Вадима Сидура — как раз такая стая фанатиков-одиночек (пусть они и прикрываются брэндом православия), которая сразу разбежалась по виртуальным углам, чтобы оттуда изливать свою первобытную злобу на современность.
Почему это явление возникло в России? Глубинных причин назвать не берусь, но некоторые лежат на поверхности. В стране, которая стремится замкнуться в себе и повернуть вспять, быстро растет социальная аномия. Это неизбежно, когда вместо будущего пытаются подсунуть прошлое. Прокламируемые ретро-ценности не объединяют, а разобщают людей. Недоверие и ненависть их друг к другу усиливаются. Юный герой фильма Кирилла Серебренникова «Ученик» — наглядное и убедительное тому подтверждение.