Сегодня и завтра, 21 и 22 сентября, в Архангельском Молодёжном театре (Театре Панова) играют премьеру спектакля Владислава Тутака «Хроника “Маскарада”» по мотивам пьесы Лермонтова.
События хрестоматийной пьесы Владислав Тутак вместе с драматургом Сергеем Толстиковым разделил на две части, представив в одном акте известную Арбенину часть истории, а во втором — то, что для него оставалось «за кадром». Как часто бывает у Тутака — много работающего в драматических театрах режиссёра-кукольника, ученика Руслана Кудашова, — постановка становится синтетической, включая в себя средства фигуративного театра (предметы, кукол) и даже киносъёмку. Последняя тесно связана с выбранной формой (и даже названием) спектакля: вместе с художником Мариной Завьяловой режиссёр помещает героев в пространство пустого заброшенного кинотеатра, где и происходит очная ставка Арбенина с непоправимыми ошибками его прошлого.
Подробно о замысле и структуре спектакля, а также о современности пьесы Лермонтова и внутреннем диалоге с Мейерхольдом нашей редакции рассказал Владислав Тутак: «Не то чтобы у меня была мечта поставить “Маскарад”, но эта пьеса была среди того, в какую сторону хотелось посмотреть. У меня всё начинается с визуального образа — интуитивного, спонтанного, вне логики. Сцена Архангельского Молодёжного театра достаточно камерная, но “Маскарад” с его большими, густонаселёнными сценами, как ни странно, уместился именно в малую форму, связанную с концептуальным решением этой пьесы, которое у меня возникло. Когда во время учёбы мы занимались с актёром БТК Анатолием Гущиным, у нас был такой “блошиный цирк” — истории с разными предметами, где невидимая блоха как бы исполняла трюки. И тогда мне пришла в голову идея такого “макетного пространства”: большая креманка с мороженым стоит в каком-то бальном зале, к ней вышка, как для прыжков в воду, по которой ползёт Нина… Такой микромир, который надо увеличивать с помощью кинокамеры. И это потом трансформировалось в сгоревший кинозал, как у нас сейчас.
Эскиз визуального решения спектакля «Хроника “Маскарада”» © Марина Завьялова / пресс-служба Театра Панова
Мне нравится жёсткость структуры, я очень люблю пьесы и всё больше стараюсь приходить к драматургии. Сейчас часто берут материал и пишут свою пьесу – фабула, конфликтная сетка и так далее остаются, а текстовая форма своя. У меня в этом смысле нет “протеста”, но какая-то обратная позиция – интересно сейчас обращаться к “каноническим” текстам, искать, как, не убирая ничего (даже непонятные слова) и оставляя структуру стиха, сделать так, чтобы они работали на сцене и сегодня звучали адекватно времени.
Постановка Мейерхольда и Головина так или иначе “бродит со мной”, мне нравится, что есть какой-то внутренний диалог. И её история для меня очень резонирует с сегодняшним днём: когда в 1917-м Мейерхольд выпускал спектакль, начиналась Февральская революция, менялся мир, за окном творился мрак, а в роскошном Александринском театре сидели роскошные люди и смотрели самый дорогой спектакль царской России. И сцена панихиды по Нине, когда закрывался траурный занавес Головина, чёрный с белыми венками, разрубая зал на две части – этот помпезный мир и зрителей, — вдруг сделала постановку прощанием со старой жизнью. У нас есть этот занавес в финале. Сегодня важными в “Маскараде” мне кажутся ещё две темы. Первая — как абсолютно невинный человек, Нина, становится жертвой. А вторая – обесценивание человеческой жизни вообще. То, как часто мы позволяем себе относиться к другим людям не как к чему-то переживающему, думающему, имеющему своё мнение, мысли и душу, не как к сложной структуре: навешиваем ярлыки, пользуемся людьми, их статусом, выкидываем ненужных, как скомканную бумажку… Так и Арбенин видит весь мир — как набор штампов. Так он относится и к Нине – придумав, что это не живой человек, а некий объект любви, не задаваясь вопросом, что она чувствует.
На фото — момент репетиции спектакля «Хроника “Маскарада”» © соцсети Театра Панова
Мы начинаем историю с того, что уже совершено убийство, Арбенин сошёл с ума и попадает в некое пространство – не ад, не чистилище, что-то странное “между”, — чтобы совершить переход в смерть или раскаяние. Буквально это заброшенный, сгоревший кинотеатр, где тебе показывают “одинокий фильм” про тебя же самого. И у этого пространства есть свой страж, как у кругов в “Божественной комедии”, — Неизвестный. Мне кажется, у Лермонтова это фигура мистическая — дьявольская, мефистофельская. Композиционно мы перемонтируем пьесу на две части: первая – все сцены, где Арбенин присутствует, вторая – где этого персонажа нет (а в них раскрывается вся интрига), и его наказание заключается в том, что мы его погружаем в них как наблюдателя. Мне кажется, что самое страшное – когда тебе показывают, что ты не прав, и при всём внутреннем “заряде правоты” ты это понимаешь: у тебя начинает рушиться мир. И, если честно, страшнее, когда человек всё равно не признаёт правды, остаётся при своих “убеждениях”.
В первом акте Арбенин сперва смотрит на действие со стороны: некие авторы-демиурги-слуги Неизвестного в виде “Лермонтовых” разыгрывают перед ним кукольное представление (и Неизвестный фигурку Арбенина помещает в этот “театр воспоминаний”). Он видит других такими, какими они ему запомнились, — “объектами”. Но когда спектакль начинает ему нравиться, появляется Нина – уже мёртвая, “труп невесты”. В Арбенине снова просыпаются те чувства, которые он к ней испытывал, он воспринимает её как живую женщину — но женщина уже не живая. Тогда он начинает по-настоящему верить в эту историю, уже не воспринимает театр как театр – и в итоге не может смотреть со стороны, сам становится его частью: такой же “марионеткой”, которой кто-то руководит. (Мы, кстати, на днях узнали, что у Лермонтова был театр марионеток, какой-то домашний, он тоже это очень любил). А во втором акте Арбенин обнаруживает себя среди разбросанных куколок, объектов, декораций, вставляет видеокассету в проигрыватель — и его буквально затягивает: он попадает в кино, как в омут памяти из “Гарри Поттера”. Весь второй акт – снятый фильм: холодный экран с холодным кино, до поклонов артисты не выйдут.
Эскиз визуального решения спектакля «Хроника “Маскарада”» © Марина Завьялова / пресс-служба Театра Панова
Мы с художником пришли к форме “макетности”, где выезжают дома и указано место действия, причём используем исторические прототипы – реальные здания, которые имел в виду Лермонтов. Поскольку это псевдодокументальная история, то художественно-смысловой основой стал принцип фотографии: как бы картинки, которые “Лермонтовы” выставляют, как перформеры, — всего 80 с лишним объектов, в том числе маленькие копии артистов с их лицами, на очень маленьком пространстве. Стилистика фотографии как запечатлённого воспоминания, которое не поменяешь. Но у нас есть и в драматическом плане сделанные сцены, с большим полем для артистов. Мне вообще важно дать актёру через материал и персонажа искать своё, себя, что ему важно и нужно с человеческой точки зрения – при помощи инструмента театра. А “Маскарад”, как и пьесы Шекспира или Чехова, как романы Достоевского, идёт уже в сторону мифологии, что ли: эти персонажи остаются в другом пространстве, в другой вселенной. Хочется через фигуру такого героя, через частный случай посмотреть на весь мир – а не навесить него ярлык… как это делает Арбенин».
На фото — момент репетиции спектакля «Хроника “Маскарада”» © соцсети Театра Панова
Помимо упомянутых выше, над премьерой работают автор видеоконтента Егор Лавров, художник по свету Ксения Козлова и композитор Дмитрий Мульков.
Арбенина в спектакле играет Евгений Шкаев, Неизвестного — Илья Глущенко, Нину — Валерия Коляскина. Также в постановке заняты Виктор Мушковец (Лермонтов, он же Звездич), Наталья Малевицкая (Лермонтов, он же Штраль), Антон Чистяков (Лермонтов, он же Казарин) и Юрий Бегметюк (Лермонтов, он же Шприх).