ТЕАТР. решил вспомнить не громкие, а камерные события уходящего сезона, которые на самом деле оказались важны. Первым стал питерский фестиваль «Школа. Студия. Мастерская»
Споры о театрах-домах и театрах-семьях уже несколько лет как общее место. Этой зимой в Петербурге один из таких театров-домов, «Мастерская» Григория Козлова, к своему двадцатилетию инициировал первый фестиваль таких театров. «Школа. Студия. Мастерская» объединила в своей афише разные по статусу и возрасту театры из Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа и Минусинска. Рядом оказались и маститый Малый драматический театр – Театр Европы, и совсем юный, недавно родившийся петербургский Городской театр, которым руководит ученица Григория Козлова и выпускница первой Мастерской Козлова в Петербургской театральной Академии Наталия Лапина. Студенты третьего курса Мастерской Брусникина, студенты четвертого курса Мастерской Козлова и даже актёрская театр-студия при Центре Исполнительских Искусств Куала-Лумпур из Малайзии.
Каждый театр из афиши когда-то возник вокруг фигуры сильного мастера, и в финале каждого спектакля его режиссер получал портрет своего учителя. Немного иначе получилось в МДТ: вместо Льва Додина портрет учителя Додина, Бориса Зона получал молодой актер труппы Евгений Санников. В недавней премьере Мастера, объединившего в «Страхе. Любви. Отчаянье» все поколения своих учеников и два текста Брехта («Разговоры беженцев» и «Страх и отчаяние в Третьей империи»), Санников играет молодого предводителя штурмовиков, приверженца гитлеровской власти Геберле. Его Геберле – хитрый и жёсткий человек нового мира фашизма оказывается сложносочиненным негодяем, слишком похожим на тех, кто в современной России пытается делать карьеру, заигрывая с политическими молодежными движениями.
Как нетрудно догадаться, афиша фестиваля балансировала между новинками и уже известными спектаклями: тут были и совсем свежие «Мастера и Маргариты», спектакль в 28 исполнителей и 155 персонажей, которых в два вечера играют нынешние четверокурсники Козлова, и уже побывавшая на «Золотой Маске» «Колыбельная для Софьи» из Минусинска, и участвовавший в «Золотой Маске» этого года «Страх. Любовь. Отчаянье» Льва Додина, и витальные «Карамазовы» Небольшого драматического театра Эренбурга.
Особенным успехом среди петербургской публики пользовался третий курс Дмитрия Брусникина в Школе-студии МХАТ. И здесь петербуржцам повезло больше москвичей: «Транссиб», собранный из интервью-вербатимов, которые студенты Мастерской Дмитрия Брусникина брали во время поездки мастерской в поезде во Владивосток и обратно, ни разу не игрался в Москве. Спектакль – наблюдение за соседом по вагону и за страной в окне рифмуется и продолжает разговор, который начали в хите театра «Практика» «Это тоже я» прошлые выпускники Брусникина. «Транссиб» – тоже портрет страны в лицах, немного импрессионистки небрежный, но эта небрежность окупается задором новой мастерской.
Ну а лучшим воплощением идеи поговорить о театральных мастерских оказался спектакль «Вахтангов.Чехов.docx», который играет Городской театр. Со студенческим куражом рассказанная история рождения Первой студии, вошедшей в историю театра как второй МХАТ, с системой-саквояжем и картонным Станиславским озаглавлена как игра с документом, но на самом деле оказывается не только театроведческим ликбезом, но и игрой с театром как таковым – театром, который в самое нерадужное время может стать спасением и смыслом.
Начинается спектакль молодого театра, не имеющего своего помещения, в прямом смысле слова с вешалки. Прямо в центре небольшой сцены (на фестивале спектакль играли в Музее Театрального искусства), – вешало с вещами, из-за которого, как из занавеса, появляются актеры. Первыми к зрителям выходят Евгений Вахтангов (Роман Михащук) и Михаил Чехов (Илья Ходырев) с пофамильными сумками. У Вахтангова – внушительный саквояж, у Чехова – небольшой портфель. Размеры ручной клади тут же объясняются перечислением регалий и трудов. Этим приемом будут пользоваться и дальше, добавляя к репликам Болеславского (Михаил Рябов), Сушкевича (Никита Сидоров) и разных актрис студии (всех играет Тина Тарусина) ссылки как в академической работе, разве что не называя номер страницы книги, откуда взята реплика. Спектакль изобилует остроумными находками: из саквояжа-системы достают проволочный круг внимания, огромные гвозди роли… Театральную историю рассказывают на пальцах, обходясь с создателями Первой студии как с давними друзьями, выясняя отношения с ними и попутно с самим собой, также начинающим новый театр.
А легкость дыхания, с которой Городской театр играл на фестивале, напоминала о начале Мастерской Фоменко, которая давала в какой-то степени возможность убежать от окружающей реальности середины и конца девяностых.
Кажется, театр сегодня снова оказывается не только пространством свободы, но и пространством анестезии от окружающего мира.