Екатерина Кретова объясняет, почему в россии не может быть бродвейского мюзикла и что тут на самом деле есть.
Прошли славные времена, когда о мюзикле говорили везде — в прессе, в чатах, даже на ТВ. За почти 15 лет его существования в России в формате, близком к мировому (близость эта, конечно, весьма иллюзорна), интерес к мюзиклу как к чему-то экзотическому ослаб. Сейчас он существует у нас так, как ему и положено в провинции, — потихонечку.
На одном заседании лаборатории музыкального театра СТД мэтр русского мюзикла, создатель первых образцов этого жанра на русском языке либреттист Юрий Димитрин весьма резко сказал: «У нас бродвейского мюзикла не было, нет и никогда не будет». С последним тезисом хочется поспорить, но пока факт есть факт: все, что бродвейское, — не русское, все что русское, — не бродвейское. Попытаемся объяснить почему.
1. Русский потребитель музыкального театра имеет свою специфику. Он воспитан на интонации русско-цыганского романса и блатного шансона. Русский зритель в массе своей поет под гитару песни Митяева. Русский зритель не любит джаз. Не восхищается, когда сто человек абсолютно синхронно танцуют степ. Не слушает рок типа Genesis и King Crimson, а торчит от гитарного бряцания «Аквариума» и «Машины времени». Любимая песня русского человека — «Владимирский централ».
2. Русский театр враждебен технологии. Не только технике, но и актерским технологиям. Русские артисты в большинстве своем не поют, не танцуют, текст произносят невнятно. У них нет специальной актерской школы. Была когда-то своя национальная, говорят, да и та, похоже, скисла. Русские актеры не любят тренинги, а мюзикл требует ежедневной работы, как в балете. С утра — к станку, потом — вокал. Но они не хотят. Да и некогда — надо в сериалах сниматься. Вот и нет артистов. А нет каста — нет мюзикла. Это вам на Бродвее любой скажет.
3. Мюзикл — жанр-праздник. И хотя среди классических мюзиклов мы можем обнаружить произведения с весьма серьезным, лирическим, а иногда и мрачным содержанием, как, например, «Sweeney Todd: The Demon Barber of Fleet Street», все равно сама подача материала, его градус, энергетика, динамика — все это находится на волне праздничного шоу, требующего радостного состояния души. Подобным состоянием загадочная русская душа может похвастать в самую последнюю очередь, что нетрудно доказать, обратившись к языковым особенностям русской музыкальной маскультуры: преобладание минора над мажором, заунывные мелодии, засилье блатного фольклора. У нас и первый мюзикл оказался бардовским — «Норд-Ост», созданный исполнителями авторской песни Георгием Васильевым и Алексеем Иващенко.
Иными словами, бродвейского мюзикла у нас нет потому, что нет самого «бродвея», в том смысле что жанру мюзикла в России неадекватен ни социум, ни культура, ни национальный менталитет.
Тем не менее, будучи фанатом этого жанра, я предлагаю классифицировать его в российском контексте при помощи богословской терминологии.
Мюзикл-ад
Это самое грустное, что есть в жанре: оригинальный музыкальный спектакль (или адаптация классического мюзикла), поставленный какой-нибудь продюсерской компанией, идущий на арендованной сцене от случая к случаю, когда находится свободная площадка и когда есть деньги на аренду. Рекламы мало, играют, танцуют и поют плохо, так как мюзикл требует постоянного тренинга, которого в условиях российской антрепризы быть не может. Чаще всего спектакль умирает, не прожив сезона. Такие опусы вызывают большое недоумение по поводу мотивации их создателей. Бизнеса здесь не получается. Зная лично нескольких инициаторов подобных проектов, могу с уверенностью сказать, что итогом их «бизнес-проектов» становятся неотданные долги, непогашенные кредиты, неприятности с налоговыми органами, конфликты с артистами. Творческий результат — не лучше. Его с наглядностью можно исследовать на примере недавнего опуса «Алые паруса» компании «Русский мюзикл». Эта продюсерская компания хорошо известна как организатор первой в России музыкальной премии в области мюзикла «Музыкальное сердце театра». МСТ выступало экспертом жанра в России, проводило награждения, сопровождающиеся шоу-программами. И вот — собственный продукт, мюзикл Максима Дунаевского «Алые паруса» в постановке Дмитрия Белова. Даже премьерные спектакли в Театре мюзикла прошли при пустоватом зале: добраться до бывшего ДК им. Горбунова в условиях нашего трафика — это подвиг. Впрочем, за хорошим качеством можно и в Фили отправиться, но, увы, спектакль — образец непрофессионализма и непонимания его создателями специфики жанра. Нет сомнений, что он разделит судьбу «Эдмона Дантеса» или «Маты Хари». Благими продюсерскими намерениями тут выстлан путь сами понимаете куда.
Мюзикл-чистилище
Это оригинальный музыкальный спектакль (или адаптация), поставленный с учетом западных театральных технологий (в том числе экономики, рекламы, кастинга и т. д.), но идущий в репертуарном театре (драматическом или музыкальном) блоками по 10–14 спектаклей и занимающий особое место в репертуаре как некий отдельный проект внутри театра. Так работает «Московская оперетта» («Граф Орлов»), театр «Et Cetera» («Продюсеры»), петербургская Музкомедия («Бал вампиров»). Хороший компромиссный вариант, использующий все преимущества репертуарного театра (прежде всего, наличие стационара, за аренду которого не надо платить сумасшедшие деньги) и возможности проектного театра. Короче, это тоже бизнес и неплохой. Хотя симбиоз бюджетного учреждения и коммерческого проекта имеет свои подводные камни, опытные продюсеры с этим справляются. Здесь уже возникают, собственно, русские мюзиклы — например, «Московская оперетта», начинавшая с калек французских шоу, полностью переключилась на создание национального продукта. Опыт этого театра мог бы быть весьма и весьма привлекательным, если бы не одно но: отсутствие «живого» оркестра. Что просто абсурдно для этого жанра вообще (представьте фонограмму в опере!) и для Театра оперетты, который имеет свой штатный оркестр и прекрасную оркестровую яму, в частности. Следствием минусовой «фанеры» становится общая некачественность звука. А звук в мюзикле — это его видовое свойство. Наравне с пластикой. Это буквально как гендерные признаки: есть звук и пластика — мюзикл, нет — не мюзикл.
Особое место в этой номинации занимает Театр мюзикла Михаила Швыдкого. Созданный по образцу репертуарного театра, он вобрал в себя и некоторые черты театра проектного. Спектакли там тоже идут блоками: сейчас в афише два названия «Времена не выбирают» и «Растратчики». Театр держит курс на авторский русский продукт. И все бы хорошо, только все нехорошо. Почему недостатки современного русского театра, театральной школы, менталитета в каком-то гипертрофированном виде воплотились на сцене бывшего ДК им. Горбунова? Этой увлекательной теме можно посвятить отдельное исследование. Как будто мстит какой-то рок. Возможно даже русский рок, который 30–40 лет назад звучал на сцене Горбушки, бывшей тогда оплотом советского музыкального андеграунда.
Мюзикл-рай
Бродвейский мюзикл. Им занимается международная продюсерская компания «Стейдж энтертейнмент», которая вот уже почти десять лет является монополистом в производстве в Москве качественных калек бродвейских мюзиклов. Сама компания существует с 1943 года и является владельцем прав на многие шоу. «Стейдж энтертейнмент» — сеть. Это значит, что «Стейдж» реализует свои проекты в разных странах, на многих площадках одновременно, выстраивая логистику своего бизнеса (мюзикл — это всегда бизнес-проект), в который входят не только права на адаптации и кальки, но еще и собственная система реализации билетов, а также, естественно, театральные здания. Сегодня в Москве «Стейдж» работает на двух великолепных площадках — МДМ и «Россия», которые оснащены новейшими театральными технологиями, имеют красивую внутреннюю отделку, удобный доступ транспорта. Все это для мюзикла чрезвычайно важно. «Стейдж» реализует в Москве два проекта одновременно — «Русалочка» в театре «Россия» и «Чикаго» в МДМ — в режиме ежедневного проката, с хорошей рекламой, с профессиональным менеджментом, который по-настоящему вкалывает, соединяя готовые алгоритмы западной индустрии развлечений с местными особенностями продвижения продукта. Ближайший проект «Стейджа» — «The Phantom of The Opera». В его качестве можно не сомневаться — достаточно увидеть «Чикаго», сложнейший материал для русских артистов (и по музыке, и по хореографии), который они освоили по гамбургскому счету.
Собственно, русским мюзиклом сферу деятельности этой компании назвать в буквальном смысле нельзя — «Стейдж» не работает с российским авторским мюзиклом, а только калькирует бродвейскую классику на русском языке с русскими артистами. И при этом выполняет задачу, которую можно назвать миссией, — воспитание профессионального артиста мюзикла, принципиально отличающегося от своих коллег в других жанрах драматического и даже музыкального театра.
Что и говорить, «Стейдж» сильно подпортил малину другим видам русского мюзикла, установив высокую планку, до которой не допрыгнуть и даже не дотянуться.
***
Есть, правда, у нашего мюзикла совсем особый подвид: музыкальный спектакль в репертуарном драматическом театре. Упав в недра драмы с высот музыкального театра, он отлично вписывается в общую афишу. Качество такого спектакля может быть любым — от плохого до великолепного. Примеры плохого называть не буду, а хорошего назову: «Ленька Пантелеев. Мюзикл» в питерском ТЮЗе, детские музыкальные спектакли у Терезы Дуровой («Летучий корабль», «Огниво»), «Алые паруса» в РАМТе. Относиться к этому как к мюзиклу не стоит — это нечто отдельное. На месте организаторов «Золотой маски» я бы подумала, не следует ли сделать для таких спектаклей отдельную номинацию.
В общем, границы того небольшого сегмента, в котором этот жанр все-таки существует и даже развивается в России, достаточно широки для того, чтобы вместить всех его потребителей.
А кому мало — поезжайте в Лондон или Нью-Йорк.