Сегодня, 3 мая, в помещении 2-го Западного окружного военного суда прошло судебное заседание по делу Жени Беркович и Светланы Петрийчук. Судья удовлетворил ходатайство прокурора о продлении содержания обеих под стражей на 6 месяцев.
Напомним, Беркович и Петрийчук были задержаны 4 мая 2023 года, с 5 мая они находятся в СИЗО (изначально они были отправлены под арест на два месяца, срок содержания под стражей продлевался шесть раз). Уголовное дело открыто по статье 205.2 УК РФ — «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма». Причиной задержания стал спектакль Беркович «Финист Ясный Сокол» по документальной пьесе Светланы Петрийчук — о женщинах, которые познакомились в интернете с представителями радикального ислама и уехали к ним в Сирию. Это беспрецедентный для современной судебной практики в России случай, когда авторов судят за создание спектакля и пьесы.
Следствие по делу Беркович и Петрийчук завершено, прокуратура утвердила обвинительное заключение ещё в середине апреля. Тем не менее, на сегодняшнем заседании прокурор ходатайствовал о продлении меры пресечения в виде содержания под стражей ещё на 6 месяцев. Суд принял решение оставить Беркович и Петрийчук в СИЗО до 22 октября.
Адвокат Светланы Петрийчук Мария Куракина просила приобщить к делу материалы о состоянии здоровья своей подзащитной, адвокат Жени Беркович Ксения Карпинская напомнила о состоянии здоровья дочерей Беркович. Защитники Беркович и Петрийчук отметили, что прокурор никак не аргументирует необходимость избрания меры пресечения в виде содержания под стражей, адвокат Петрийчук Сергей Бадамшин напомнил, что тяжесть обвинения сама по себе не является достаточной причиной для такого решения. Следствие завершено, повлиять на него обвиняемые не могут, оснований считать, что они скроются от суда, также нет. Адвокаты Беркович и Петрийчук просили об избрании меры пресечения, не связанной с заключением под стражу.
Светлана Петрийчук во время своего выступления сказала: «Завтра будет год, как мы арестованы, послезавтра — год, как я нахожусь в СИЗО, и каждые два месяца мы слышим на продлении, как прокурор говорит, что „основания не отпали“. Хочется спросить, а где эти основания? Ваша честь, я в своей жизни ни разу правил ПДД не нарушала и ни разу не была привлечена ни к какой ответственности. Поэтому я не знаю, почему прокурору „понятно“, почему я могу скрыться. Разумеется, я не буду никуда скрываться и не могу „продолжить заниматься преступной деятельностью“, потому что пьеса написана шесть лет назад, четыре года меня за неё награждали, я получила за неё „Золотую Маску“, а потом за неё же попала в СИЗО. Я не могу переписать её заново. Мы не можем ещё раз поставить спектакль, который с 2021 года не идёт. Мы больше не можем сделать вообще ничего, что могло бы быть названо прокурором „преступной деятельностью“. Я никогда не собиралась и никак не собираюсь, ваша честь, препятствовать правосудию. И считаю, что ничто не должно мешать мне приезжать в суд на рассмотрение из дома в статусе человека хотя бы под домашним арестом».
Женя Беркович в своём выступлении подчеркнула необходимость для неё находиться рядом с двумя дочерьми: «Дело не в том, хорошая я или плохая, как я характеризуюсь — „посредственно“, если я правильно услышала, меня характеризует участковый, а „Золотая Маска“ и огромное количество премий, фестивалей, театров характеризует хорошо, — но это не имеет, мне кажется, сейчас принципиального значения. Принципиальное значение имеет психологическое и физическое состояние моих детей. Я понимаю, что любому ребёнку будет плохо, если его маму посадят в тюрьму, а „психологическое состояние“ звучит как-то так — подумаешь, погода изменилась, у нас у всех ухудшилось психологическое состояние. Нет, в данном случае мы говорим о людях с инвалидностью, подтверждённой и задокументированной. У нас есть основания полагать, что в любой момент моё пребывание в СИЗО для кого-то из девочек может закончиться катастрофой. Это подтверждено экспертизой, в том числе допросом специалиста, и это настолько серьёзные документы, что их не проигнорировал даже наш следователь господин Полещук, они есть в материалах дела и вошли в обвинительное заключение. <…> Я понимаю, что это военный суд, тяжкое преступление, а слово „терроризм“, особенно в России в 21 веке, вызывает часто желание отключиться от человека, но если суд сочтёт возможным избрать для меня меру пресечения в виде домашнего ареста с максимальными ограничениями, я не буду протестовать — хотя, безусловно, не считаю себя виновной и не считаю, что сейчас в принципе существуют основания для какой-либо меры пресечения. Но для меня сейчас приоритет — не то, что я режиссёр, лауреат чего-то или не лауреат, и не то, тяжело ли мне находиться в СИЗО (у меня, в общем, нет претензий к условиям содержания в СИЗО — ничего хорошего и приятного здесь нет, но я взрослый человек, я могу пережить и не такое). Я прошу вас, пожалуйста, примите во внимание обстоятельства, касающиеся невинных людей с инвалидностью, переживших тяжелейший травматический опыт… Они не просто ни в чём не виноваты — они ни в чём и не обвиняются. А страдают гораздо тяжелее. Год — это, может быть, не так много для взрослого человека. Но для них год — огромная часть жизни. Они продержались так, как я не думала, что они смогут продержаться. Но за это „держание“ всегда будет расплата, которой они не заслужили».