Английский пол

Элтон Джон в шоу The Edwards Twins, Лас-Вегас, 2011.

Рок-музыка — область, где гендерная нормативность подверглась атаке, кажется, с самого начала. с того момента, когда на сцену вышли парни с длинными волосами и электрогитарами. Театр., однако, напоминает, что это, во-первых, очень английская история, а во-вторых, началась она раньше «британского вторжения» 1960-х, когда Великобритания перехватила у США флаг первой рок-державы мира.

Ломка голоса

Элвис во времена своей недолгой рок-н-ролльной молодости имел нервный голос и имидж плохого мальчика из хорошей семьи, но даже самым большим его хулителям не могло прийти в голову принять его за девочку. А вернувшись из армии, Элвис запел глубоким проникновенным баритоном и приобрел лоск настоящего «южного джентльмена», который может казаться безвкусным, но уж точно не женственным. То же самое относится и к другим рок-н-ролльным звездам 1950-х — начала 1960-х. Чак Берри или Джеймс Браун могли доводить до белого каления консерваторов, но в них видели только «возомнивших о себе расфуфыренных негров» без каких-либо сексуальных девиаций. А несколько позже еще одному американскому рок-идолу и секс-герою, Джиму Моррисону, импресарио всерьез предлагали бросить к черту этот сомнительный рок-н-ролл и стать — с таким-то роскошным баритоном! — звездой нормальной эстрады. Что уж говорить про крутых мужиков Джонни Кэша и Нила Янга. Или про не менее крутого — на свой лад — Джеймса Хетфилда из Metallica.

Девиации проявились, когда рок-н-ролл переместился в Великобританию и из стиля модной эстрадно-танцевальной музыки вроде танго или твиста превратился в отдельную культуру со своим кодом, системой ценностей и творческой элитой. Уже на первых гастролях по Америке The Rolling Stones в 1964 году попадали в неприятные ситуации. Как вспоминал много лет спустя Кит Ричардс, когда юные худющие англичане с длиннейшими гривами и в причудливых пестрых одеяниях заходили в придорожную забегаловку и вежливо спрашивали, где здесь туалет, местные остроумцы могли ответить: «Чё-то я не пойму, тебе какой нужен-то, М или Ж?» После чего британским звездам приходилось уносить ноги.

И дело не только в гривах. Отличительная черта британской рок-музыки — вокалисты с высокими и сверхвысокими голосами. Даже по меркам британской речи, которой вообще свойственно «завышение». Объяснить этот феномен можно двояко. Во-первых, они все были просто очень молоды. И Джон Леннон с Полом Маккартни, и Мик Джаггер, и Роджер Долтри (из The Who), и Рэй Дэвис (The Kinks) начали профессионально петь, прежде чем у них окончательно установились «взрослые» голоса. Поэтому теперь 70-летнему сэру Полу Маккартни приходится попадать в ноты песен, сочиненных тонкоголосым юношей чуть за двадцать — старавшимся, в свою очередь, передать задор гиперсексуального 16-летнего подростка. Что сэр Пол, надо отдать ему должное, с честью делает.

Барочный рок

Но была и более важная причина — тот самый хорошо известный английский газон, который стригут 300 лет. Зерна американской поп-музыки — раскрепощающей, но простенькой — взошли невероятными плодами, потому что легли на почву, уже обогащенную костями таких гигантов, как Генри Пёрселл, Джон Доуленд, Уильям Берд. Причем гигантов именно того жанра «камерный ансамбль певцов с щипковыми инструментами», который так хорошо нам сейчас знаком как «рок-группа». Эта почва хранила память о пышных операх-балах, известных тогда как «маски», но нам сейчас по описаниям напоминающих нормальные рок-сейшены (в отличие от не менее пышных балетов молодого Людовика XIV).

Рассуждения о генетической памяти еще более смутны и недоказуемы, чем разговоры о 300-летнем газоне, но невозможно отрицать: кружева и камзолы сидели на юных героях свингующего Лондона как влитые. Не удивительно, что и голоса их звучали так же, как было принято во времена Елизаветы и Якова, — нежно и высоко, как бы подразумевая то самое «пробуждение нежнейших чувств в слушательницах», о котором упоминает Якоб Буркхардт, описывая музыкальную культуру Ренессанса. В чем виновата не только предполагаемая генетическая память, но и такой объективный фактор, как возрождение в начале 1950-х годов интереса к оригинальному звучанию музыки Пёрселла и Генделя усилиями выдающегося английского певца, фактически первого контртенора современности Альфреда Деллера. Которого будущие британские рок-звезды, без сомнения, слушали по радио наряду с редкими блюзовыми пластинками, привозимыми из-за океана.

Протягивание параллелей от британской рок-музыки в сторону английского ренессанса и барокко может показаться восторженным преувеличением, но вот свидетельство человека безусловно компетентного и заставшего это явление, когда оно еще не забронзовело, — композитора Владимира Мартынова. В книге 2005 года «Зона Opus Posth, или Рождение новой реальности» он писал: «Записи „Битлз“ появились в наших кругах в 1964 году, а может быть, даже чуть раньше, и первые же „сорокапятки“ буквально потрясли меня — мне казалось, что происходит возрождение духа вирджиналистов, Доуленда и вообще духа ренессансной и готической музыки».

Авторефлексией на эту тему можно счесть две записи уже 2000-х годов: Стинг выпустил диск песен Доуленда Songs from the Labyrinth, а Дэймон Албарн (The Blur и Gorillaz) — альбом Dr. Dee, сюиту о елизаветинском алхимике. Впрочем, достаточно посмотреть ролик The Rolling Stones 1966 года на песню Lady Jane. Хитрый и расчетливый Джаггер, конечно, прямо намекал на одну из жен Генриха VIII. Но ведь ни он, ни фантастически одаренный стихийный самородок Брайан Джонс, фактический музрук ранних роллингов, не были музыковедами-аутентистами. Они просто нахватались из воздуха — из английского воздуха.

Английский XVII век, елизаветинская и стюартовская эпоха, как известно, весьма располагал к трансгендерности и андрогинности. Во всяком случае, внешней — начиная от двусмысленного положения самой королевы Елизаветы, монарха в юбке, официальной вечной девственницы, и заканчивая более чем вольными нравами Карла II, воспроизведенными, конечно с театральными преувеличениями, в недавнем фильме «Распутник» с Джонни Деппом в главной роли. Изображает ли Депп развращенного британского аристократа времен Реставрации, свято следующего славному лозунгу «жить быстро, умереть молодым»? Нет, скорее пребывающую в постоянном наркотическом угаре рок-звезду 1960-х, изображающую этого аристократа. Так же как его Джек Воробей, конечно, изображает условного карибского пирата, но при этом открыто ориентируется на Кита Ричардса.

Андрогины и пришельцы

Максимального расцвета — если угодно, угара — сексуальная двусмысленность достигла с появлением глэм-рока и хард-рока. То есть в первую очередь Дэвида Боуи и Марка Болана, с одной стороны, и Led Zeppelin с невероятным вокалистом Робертом Плантом — с другой.

Если говорить совсем просто и грубо, то эти исполнители сумели разрешить давнишнее противоречие молодежной музыки: как сделать так, чтобы понравиться слушательницам-девочкам как можно сильнее и на всех уровнях восприятия (выразимся деликатно), но при этом не оттолкнуть слушателей-мальчиков, справедливо видящих в парнях на сцене соперников? Это блистательно удавалось «златокудрому богу» Планту с его обнаженным торсом, джинсами в обтяжку (как балетное трико) и частым использованием чувственного фальцета (что почти оксюморон: фальцету крайне трудно придать эмоциональную окраску — но Планту это удавалось). От вокалиста Led Zeppelin исходила такая мощная и незамутненная сексуальность, что она как бы теряла половую принадлежность.

Андрогинность (не только мужчин с высокими чистыми голосами, но и женщин с низкими и хрипловатыми, будь то Дженис Джоплин, Нико или современные CocoRosie) и сексуальность сценического образа, «поднимающиеся» над половой принадлежностью носителя, чаще всего не имеют никакого отношения к сексуальной ориентации самого артиста. Совершенный андрогин Плант был (и остается) совершенным гетеросексуалом, как и его почти прямой наследник по части очищенной сексуальности Мэттью Беллами (из Muse). Или как «новейший Болан» — волоокий и нежноголосый любитель фенечек и акустического звучания Девендра Банхарт. Или даже как самопровозглашенный трансгендер Мэрилин Мэнсон. А статус гей-плаката не мешает Элтону Джону петь мягким баритоном в лас-вегасских казино — заповеднике тех самых южных джентльменов. Равно как и в подмосковной Барвихе, где нравы даже поконсервативнее лас-вегасских. И между прочим, ориентация мускулистого усача Фредди Меркьюри была совсем не так хорошо известна его многочисленным поклонникам за железным занавесом, как кажется сейчас, через 20 лет после его смерти, — и те, кто помнит эту смерть, вспомнят также, каким громом среди ясного неба прозвучал его диагноз: СПИД (болезнь гомосексуалистов, как тогда считалось).

Хотя, конечно, когда андрогинность сценического образа совпадает с нетрадиционной ориентацией человека, расцветают такие хрупкие и редкостные цветы, как Клаус Номи (чей главный хит — еще одна интерпретация шедевра Пёрселла, Cold Song, написанная в оригинале для баса, а вовсе не для альта). Или Энтони Хегарти, выступающий с группой, состав которой постоянно меняется, но название остается низменным — Antony and the Johnsons (заложенный в это название намек можно примерно передать как «Антоша и его перцы»). И который недавно отправился в тур с шоу трансвеститов.

Можно вспомнить и парадоксальные примеры рок-звезд, делающих ставку на асексуальный имидж. Помимо «пришельца с Марса» Боуи это, конечно же, Kiss — тоже изображавшие космических пришельцев, которые как бы вне наших земных понятий о поле и сексе. Откуда уже прямая дорога к неповторимому Майклу Джексону, всерьез утверждавшему, что он «единственный представитель своей расы и своего пола». И совсем уже экзотический пример — один из лучших блюз-роковых гитаристов, вечный двигатель AC/DC Ангус Янг, обыгравший свой малый рост (158 см) и щуплое сложение для создания уникального асексуального имиджа «рок-н-ролльного Питера Пэна»: шкодливого ребенка, который никогда не взрослеет и всегда образует на авансцене эффектную пару с крутым мужиком вокалистом, будь то Бон Скотт или Брайан Джонсон.

Суровые русские

Пора задаться вопросом: а как с этим обстоит дело у нас? И на радость борцам за нравственность на жалованье, констатировать: практически никак. Хотя, скажем, просмотр ролика Валерия Леонтьева «Куда уехал цирк» 1982 года, выложенного на YouTube, способен сейчас повергнуть в изумление: как это могли пропустить советские цензоры? Видимо, они просто искренне не подозревали о таких явлениях, как сексуальная амбивалентность и плывущий гендер. Но Леонтьев всегда считался презренной попсой (хотя тот же ролик показывает: это артист высочайшего класса), а среди рок-групп и исполнителей, заслуживающих упоминания, с сексуальной амбивалентностью никто не заигрывал. Сыграло ли роль то, что советские рок-группы складывались вокруг поющих поэтов, или же общая обстановка не располагала (вспомним эпизод из «Ассы», когда Бананан попадает в КПЗ за серьгу в ухе), но упомянуть можно разве только курьез с «Машиной времени», которую в 1970-е годы печатно призывали «петь мужскими голосами» (Макаревич начал выступать подростком, что тоже наложило отпечаток на его вокальную манеру), и тот период деятельности «АукцЫона», когда в составе этой группы, самой нетипичной для советского рока (и благополучно из него выросшей), выступали балетный танцовщик Владимир Веселкин и яркий певец Сергей Рогожин, заигрывавший с гей-эстетикой. Много лет спустя Леонид Федоров рассказывал, что они с Дмитрием Озерским специально для своего позерствующего солиста написали песню со множеством рифм на слово «голубой» (гобой, трубой, крутой), но само это слово так и не прозвучало.

Группа «Оберманекен», сделавшая это заигрывание основой своей деятельности, как была известна в очень узких кругах, так и осталась в них же — несмотря на ряд потенциальных хитов.

Отдельно стоит Земфира — рок-музыкант и поэт, на лице у которой настолько очевидно читаются интеллект и незаурядность, что воспринимать ее в качестве традиционной певицы очень сложно, если вообще возможно.

Любопытно отметить, что второй сезон всенародного телешоу «Голос» вывел в финал сразу двух исполнителей, имеющих прямое отношение к обсуждаемой теме, — поющего почти женским голосом небесного андрогина Гелу Гуралию и поющую почти мужским голосом наголо бритую Наргиз Закирову. И столь же поучительно, что победил в итоге Сергей Волчков — классический баритон магомаевского покроя.

***

Но закончить этот обзор хочется не шоу «Голос», а новейшим альбомом еще одного амбивалентного британца — Боя Джорджа. Гей-звезда 1980-х, пережив трудные нулевые и вернувшись с новым, первым лет за пятнадцать диском — This Is What I Do, отпустил бородку, надел круглую шляпу и выглядит в свои 52 года как щеголь-корсар времен Елизаветы. И это, право же, гораздо интереснее его ориентации.