Фантастический какой-то спектакль “Обрыв” по Гончарову поставил в нашем петербургском ТЮЗе Анатолий Ледуховский. Спектакль, который тянет пересматривать. Спектакль, который давно бы пора закончить, а он всё длится, и ты радуешься очередному финалу, потому что упиваешься театром. Обрыв тут равен надрыву: и в этом пространстве декадентского надрыва люди сходят с ума, превращаясь в жутковатые механические манекены. А тем же самым временем пустое скучное пространство спектакля (поворотный круг да стулья) обретает грациозность, смысл и ритм. Чувствуешь себя принцессой из Андерсена, которая любила слушать механического соловья. Только тут хор механических соловьев под умелой рукой неведомого дирижера.
Иван Стрюк играет страшно обаятельное существо, вертлявое и манерное, которое ходит боком и вприпрыжку. Завораживающий предфинальный диалог Анастасии Казаковой (Марфенька) и Ильи Божедомова (Николка): Кафка бы обзавидовался диковинной насекомости, в которую их погружает режиссер. У Антонины Введенской в роли бабушки два выхода: так, посидеть, посмотреть на экране семейную хронику, но они заряжены дикой болезненной энергией. Анна Лебедь показывает, что “бешено кривляться” – это не всегда плохо (редчайший случай). Но главная тут Анна Мигицко – Вера, роль, которую не стыдно показать папе (сидевшему в зале). Роковая блондинка из черного фильма, ленивая вамп, старлетка, подражающая Мэрилин, – насквозь киношная, элегантная в каждой интонации, победительная в каждом жесте, достойная роли красного пятна (платье, туфли) в этом монохромном чэбэ. В ключевых сценах мертвецки, до состояния бревна, пьяная, и это тоже в кассу.
Спектакль балансирует между патетикой и совершеннейшим фарсом, постоянно одергивает себя и иронизирует над собой, не оставляет от Гончарова камня на камне и – странное дело – доигрывает его до донышка. Первый акт бы сократить хоть на треть, и цены бы тебе не было, “Обрыв”.