Гости 12-го международного летнего фестиваля ландшафтных объектов «Архстояние» вместе с художниками и архитекторами искали ответ на вопрос «Как жить?». И пока кто-то посещал перформансы, гулял между арт-объектами и оттанцовывал последние ноги под экспериментальную музыку по ночам, другие пытались познать истину, посещая лекции экспертов. Одним из спикеров стал режиссёр, педагог МШНК и художественный руководитель ростовского Театра «18+» Юрий Муравицкий. Выдержки из его выступления «Как жить театру без государства?» ТЕАТР. предлагает читателю.
О деле «Седьмой студии»
Спектакль «Сон в летнюю ночь» есть, деньги на него потрачены достаточно большие. Там 3 акта, каждый из них в 3 разных пространствах. Заявлять, что спектакля не было и нет, что деньги растворились, просто глупо. Вы же понимаете, что все отчёты были сданы, и всех всё устраивало. Когда ты работаешь с государством, у тебя очень серьёзная форма отчётности, тома отчетов нужно сдать.
Один руководитель московского театра как-то сказал, что если вам вдруг понадобился в реквизите незапланированный огурец, то, чтобы этот огурец купить, нужно 3 раза нарушить закон. Смета и бюджет постановки должны быть подписаны и утверждены на самом начальном этапе. Но театр — это живой процесс, его невозможно полностью предугадать! Хороший директор это все осознает, но если он решает помочь режиссёру, понимая, что изменения существенно улучшат результат, он моментально ставит себя под удар. Я не вникал в подробности, не видел документов, но, мне кажется, то, что происходит сейчас с Малобродским и другими фигурантами этого дела, скорее всего из этой серии.
В нынешних правовых и экономических условиях люди в театре вынуждены становиться фокусниками: класть деньги в один карман, а вынимать из другого. Иначе, потери во времени и в качестве конечного продукта неизбежны.
Дело «Седьмой студии» это очень опасный прецедент. К сожалению, все государственные театры сейчас находятся в одинаковых условиях, в любой можно прийти и устроить то же самое.
Больше всего меня смущает то, как это делается. Хотя, с другой стороны, если мы хотим кого-то напугать, всегда стараемся обставить это соответствующим антуражем. Надеть страшную маску, включить красные софиты — это впечатляет. Поэтому многие сейчас «приняли сигнал», и не только в театре.
В Архангельске, например, режиссёр Молодёжного театра Виктор Панов на протяжении уже 23 лет делает самый крупный в России ежегодный фестиваль уличных театров. Грандиозная работа! И к нему после истории с «Гоголь-Центром» тоже пришли с проверкой. У нас региональные чиновники в этом плане очень исполнительные — работают на опережение. Всю бухгалтерию, все компьютеры конфисковали, подготовка к фестивалю была парализована. Я не знаю, как они с этим справились.
Об экономической цензуре
Если театр находится в серьёзной зависимости от госфинансирования, власть имеет возможность вводить экономическую цензуру, что мы сейчас и наблюдаем.
Недавно было проведено исследование — я очень смеялся — оказывается, государственные театры убыточны! Проводить такое исследование — значит вообще не понимать экономику театра и исполнительских искусств в целом. Театр с труппой, с цехами — это огромное и, с точки зрения экономики, убыточное производство, которое категорически не может себя окупать. Продажи билетов, даже в Большом театре, я думаю, отбивают максимум 40% расходов.
В Древней Греции театр существовал на деньги патрициев, в царской России — на деньги меценатов и казны. А сейчас вдруг из этого стали делать проблему. Закон по которому спонсоры могут получать налоговые льготы тоже у нас не принимают. Очень сложно вести диалог с властью. Примерная риторика такая: «Ребят, не до вас сейчас. Мы тут страну поднимаем. А театров у нас и так много». Чиновники в своей основной массе убеждены, что на театры и так тратится слишком много денег. Фестивалю Варенья, допустим, финансирование дают, а Фестивалю NET и другим крупным театральным фестивалям его полностью или частично перекрывают.
О диалоге с властью
Общение с властью — это диалог с внеземными цивилизациями. У них такая позиция, как будто ты приходишь просить их личные деньги. Бедняги искренне не понимают, что этот человек здесь делает, словно я прошу деньги себе на мороженое или на водку.
Я год руководил небольшим государственным театром, и это был ад. Однажды мне написал глава администрации района письмо — что нужно делать: кому давать роли, как изменить репертуарную политику… Письмо я благополучно выложил в интернет — на этом наше сотрудничество закончилось. Я уехал с этим же театром на гастроли, а от администрации в театр пришла проверка, и меня уволили по статье «нарушение трудовой дисциплины» — за то, что я, вроде как, прогуливаю. Кафкианская история.
Ещё был опыт, когда я организовывал фестиваль уличных театров «Открытое небо». Во время согласования в префектуре я выслушал лекцию о том, какой ужас был в 2000 году на «Театральной Олимпиаде». По Тверской двигалась толпа клоунов, которые чуть не сожгли Москву — вот так сказку, о которой до сих пор все рассказывают с придыханием, воспринимают чиновники. Существуя независимо, наш фестиваль имел открытую площадку, актёры напрямую контактировали с прохожими. Но когда мы согласились сотрудничать с московскими властями и поучаствовать в Дне Города, площадку на Старом Арбате огородили металлоискателями, поставили полицию, был досмотр… При этом ни финансовой, ни информационной помощи фестивалю не оказали. Я в конечном итоге вообще не понял, зачем мы в это ввязались.
При этом критиковать власть в театре тоже теперь нельзя. В Европе считается нормальным, когда театры за деньги налогоплательщиков критикуют государство. Это форма естественного общественного диалога. Точно так же, как во Франции люди выходят по любому поводу протестовать на улицы. Государство принимает какое-то решение — получает фидбэк. Нашей власти это почему-то кажется абсурдным, они больше доверяют мифическим соцопросам, чем живым людям и их высказываниям.
Об альтернативах
Чтобы происходящее на сцене хоть отдалённо напоминало современное театральное искусство, необходимы большие финансовые затраты — такова реальность. Но я абсолютно убеждён, что театр должен и может в нашей стране существовать независимо от государства. Если мы хотим быть конкурентоспособны, занять свою нишу в мировом контексте, условные 60 недостающих процентов на расходы нужно где-то доставать.
Проблема в том, что в России тотально не умеют заниматься фандрайзингом, у нас буквально единицы могут правильно заполнить заявку на грант. Есть гранты зарубежные, есть фонд Прохорова, гранты СТД РФ… Надо учиться с этим работать — искать деньги.
Наша «Кибитка», например, создана полностью без государственной поддержки. Фестиваль «Архстояние» выступил в роли заказчика, партнёры сделали остекление, предоставили текстиль, и еще многое было сделано по бартеру. В итоге всё получилось, все в выигрыше.
Единственное, что нас может спасти, это самоорганизация. Когда собираются люди, которые видели современный театр и хотят, чтобы он был ближе, чем в Авиньоне или Эдинбурге. Глупо мне сейчас всех призывать помогать друг другу, но только таким образом мы сможем выйти из-под давления государства.
Про ТРАНСФОРМАТОР.doc, ТЕАТР.doc и партизанский театр
То, что делает Вася Березин, например — это такой театральный панк-рок, но он тоже не может на пустом месте театром заниматься. Сейчас ему предоставляет площадку «Винзавод». Другой пример — Театр.doc в Москве. Финансово он независим от государства, но, к сожалению, есть и другие инструменты давления. Если нужно, всегда найдут к чему придраться. Они назовут ваше творчество экстремизмом, терроризмом, оскорблением чувств — чем угодно. Как закрыли, например, первый «док»? Пришла полиция и МЧС-ники во время показа авторского кино, говорят, у вас тут заложена бомба. Только вы, пожалуйста, оставайтесь в помещении, мы должны переписать все ваши паспортные данные. Такие дела.
Интересная форма существования театра, которую мы изобрели не так давно, — «партизанский театр». Например, мы сделали проект «Школа протеста» по книге Маши Алёхиной, и я пишу у себя в Facebook: «В середине мая будет спектакль. Кто хочет посмотреть, пишите мне в личку». Абсолютно адресная история, что-то вроде квартирника. Ещё был один проект про ребят, которые 26 марта в разных городах по всей России активно участвовали в протестных акциях. Мы его делали вообще в автобусе. Потом, правда, обсуждение было в Театр.doc. Если бы мы открыто заявили об этом спектакле, он вряд ли бы состоялся. В России «Школу протеста» мы показали первый раз в «Трансформаторе.doc», а через неделю туда пришли люди и под мнимым предлогом заставили арендаторов выгнать театр.
Автор благодарит за помощь в подготовке материала Богдана Медведя, актёра независимого «Одного театра» (г. Краснодар).