Журнал ТЕАТР. – о спектакле Мюнхенского камерного театра, который в этом году станет хедлайнером многих театральных фестивалей.
В 2020 году спектакль «Три сестры» режиссера Сьюзан Кеннеди Мюнхенского камерного театра по тексту Антона Павловича Чехова – хэдлайнер нескольких ключевых европейских театральных фестивалей: Theatertreffen и Holland Festival.
Оля, Ирина и Маша Прозоровы вписаны режиссером в белую неоновую прямоугольную нишу, буквально зависшую посреди сцены, словно одно из открытых окон на десктопе вашего компьютера. Хрестоматийная пьеса Чехова для Кеннеди – способ поговорить о современном мире, мире цифровой реальности, в которой так или иначе давно живет каждый из нас. Все основные сюжеты сочинены, всё циклично и хранится в ICloud.
Сьюзан Кеннеди – восходящая звезда немецкоязычного театра, который в свою очередь смело можно назвать передовым, задающим сегодня тренды для всего мира. Кеннеди родилась в немецком городе Фридрихсхафен на границе со Швейцарией. Училась в Амстердаме, там же поставила свой первый спектакль «Любовь Федры» по тексту Сары Кейн. 6 лет назад её постановка «Чистилище в Ингольштадте» – вошла в тройку лидеров ежегодного национального смотра лучших театров немецкоязычного мира.
«Три сестры» – последняя работа Сьюзен в Мюнхенском камерном. Героини Чехова снова стремятся в Москву, но в отличии от огромного количества интерпретаций этого текста, их Москва – не призрачное и желанное завтра, воплощение лучшей жизни, а далеко ушедшее прошлое. Спектакль Кеннеди возникает из сгущающихся туч, облака хранения данных – неоновым белым загорается прямоугольная ниша, компьютерное окно, в нем – три сестры, вернее их обозначения – обезличенные черные фигуры в белых кринолинах и платках на голове. На лицах актёров – маски, вместо голосов – записанные аудио-файлы, воспроизводящие отдельные реплики не только пьесы Чехова, но и философские тексты Ницше о сверхчеловеке, а также самой Кеннеди, которая помимо режиссуры занимается драматургией.
«Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной, изумительной. Человеку нужна такая жизнь, и если ее нет пока, то он должен предчувствовать ее, ждать, мечтать, готовиться к ней, он должен для этого видеть и знать больше, чем видели и знали его дед и отец» – реплика Вершинина раздается в этом светящимся прямоугольнике, симуляторе реальности, из позвонившего откуда-то телефона. Ситуация, в которой «невообразимая жизнь будущего» – цифровое окно, встроенное в некий монитор; пространство скорее стерильно и минималистично, чем «изумительно прекрасно», а героев Чехова заменяет голос из телефонной трубки – сама по себе очень смешная. У зрителя возникает закономерный вопрос: кто говорит, кто звонит? Неизвестно. Важно? И да, и нет. Будем трактовать буквально – искусственный интеллект, хранящий все данные о каждом человеке, произведении искусства, литературы, всего того, что было создано человечеством. Сестры реагируют на звонок удивленно, как будто припоминая или заново открывая для себя ставший мифом, архетипом, текст. Человечество усовершенствовало себя до позиции робота. И он снова, как в первый раз, вынужден переизобретать цивилизацию – мир чувств, ошибок, счастья и несчастья.
В спектакле Кеннеди – сложная структура, состоящая из наслоения текстов, времен и культурных кодов. Помимо пространства слова, в котором Чехов, Ницше и Кеннеди, есть еще временное пространство, где прошлое, настоящее и будущее не просто перемешались между собой, но как будто помещены в симулятор реальности, где не имеет значение время в принципе. Здесь есть только действующие лица – три женские фигуры: Маша, Ирина и Ольга, и три мужские – при желании они могут стать Вершининым, Соленым и Тузенбахом. А при его отсутствии – людьми будущего, роботами, даже актёрами, которые в начале репетиций, также, как любая новая цивилизация в начале пути, постигают правила игры вселенной, частью которой они оказались. Наблюдатели и созидатели одновременно. Перемена сцен в спектакле происходит с помощью затемнения – прием, хорошо знакомый тем, кто работает с видео: уход в тёмное, подзвученный резким и громким «сut». Вся постановка идет через затемнения – как сворачивающиеся интернет-окна или как склейки в монтаже: сut после каждого эпизода. А в перерывах – ной, плач, стон, бессвязный рой звуков, как аудио-ряд для клубящихся неоновых облаков в начале спектакля, и одновременно ироничное краткое содержание всего того, что происходит, вернее не происходит, в пьесе Чехова – в Москву так и не уехали, но говорили об этом четыре акта подряд.
Пожалуй, самым интересным пространством спектакля, оказывается пространство культурных кодов – именно оно и формулирует смыслы. Прямоугольная светящаяся неподвижная ниша, та, где расположены актёры, – как открытое окно компьютера, в котором женские и мужские фигуры в силиконовых масках: роботы, аватары, люди будущего – двигаются запрограммированно, говорят чуть с задержкой и часто невпопад, как Siri в вашем телефоне. Не общаются друг с другом, но бросают реплики, каждый о себе. Вот он мир, который мы заслужили. Мир, прошедший тотальную оцифровку, где каждый из нас день за днем невольно формирует фильтрованную копию самого себя. Символ спектакля – фиолетовая маска, появляющаяся то в видео-декорации, то в руках героев, – как символ сегодняшнего мира, где развитие AR и VR реальностей – вопрос времени и возможность для человека – помимо прочего – иметь еще одну маску – не социальную, но цифровую.
Любопытно, что помимо гаджетов режиссёр дает в руки своим героям воду, простой стакан воды. Непросто выпить его актёру в маске, непросто понять, зачем вообще вода роботу? Но все-таки стакан выпит. Фото на память. Познание мира неминуемо начинается заново в попытках нащупать и идентифицировать в себе человеческое, в попытках нащупать в истории про «Трёх сестёр» настоящее, живое, сегодняшнее открытие. Словно единственно возможная сегодня стратегия постановки «Трёх сестёр» – это переизобрести текст Чехова, персонажей, саму ситуацию. Ведь каждый из сидящих в зале знает, чем закончиться стремление героинь поехать в Москву. Ничем. Пустотой.
Ближе к финалу перед зрителями – тотем, чучело. Перед ним на коленях – герои спектакля. Вместо тотема – фиолетовая цифровая маска. Каждый, по очереди, целует маску и руку жреца. Такое представление о будущем кажется экстремальным даже для Германии. Is never the end, is never the end, is never the end – бегущая строка по периметру прямоугольника-сцены. Финал не наступит никогда. Конец одной цивилизации, это начало другой. И так по кругу. Единственная возможность закончить что-то – отрезать. Cut.