Реабилитация зрителя

В конце апреля в Петербурге прошел пятнадцатый юбилейный фестиваль театрального искусства для детей «Арлекин»: в течение недели зрителям не только показывали спектакли, но читали новые пьесы конкурса «Маленькая ремарка» и рассказывали о комиксах.

Сказки и картинки

В афише фестиваля встретились спектакли, уже титулованные, поездившие по стране («Я Басе» и «Лесосибирск Лойс» участвовали в «Золотой маске»), и спектакли, известные пока в большей степени местному зрителю. Стилистика тоже разнообразна: фестивальный набор проявил, с одной стороны, тягу детского театра к визуальному, а с другой, здесь же обозначил и проблему. Со стремлением к технологичности, к работе с клиповым сознанием, конфликтует неспешная, старомодная игра со всеми примочками, свойственными «тюзятине». Другая препона – вязкость, многословность нарратива: сознание быстро фиксирует образный ряд, зовущий к ассоциативной работе восприятия, а текст, тягучий, бездейственный тянет обратно в узкий тоннель словесной истории. Так случилось, например, на внеконкурсном спектакле Зеленоградского театра «Ведогонь» «Умная собачка Соня» – художники (проект Mediaskazki) на глазах у зрителя создавали картонный мультфильм (раскладывали на столе фигурки и силуэты, которые проецировались на экран), и это было захватывающе. Но актеры говорили голосами, полными необъяснимого энтузиазма, как будто если играешь для детей, надо обязательно улыбаться, держась на одной бравурной ноте. Сама инсценировка не справилась с повествовательной природой книги Андрея Усачева и превратилась, фактически, в перечень ситуаций, в которых мало что двигало сюжет. Над спектаклем «Спасти супербелку» (Центр драматургии Рощина и Казанцева) по повести Кейт ДиКамилло работали участники того же проекта Mediaskazki, поэтому схожести с «Умной собачкой…» было не избежать – и все же, если спектакль театра «Ведогонь» решен в стилистике мультика для самых маленьких, то «Супер-белка» – современный комикс, и по внешнему виду картинки, и по тому, как строится повествование. Да и актеры здесь играют с самоиронией, и трогательная история о том, как девочка Флора, наконец, нашла путь к сердцу своей эксцентричной матери, совершенно не мешает черному юмору. И тем не менее, во втором акте спектакль несколько сбоит, топчется на месте и как будто бы повторяет сам себя: средства и приемы исчерпаны, а история продолжается.

Дети Вконтакте играли в гестапо
Новые технологии и работа с сознанием и языком современного подростка – эту область исследует спектакль Радиона Букаева «Лесосибирск Лойс». Здесь основная часть действия (в Петербурге показали только первую часть) происходит в виртуальной реальности: подростки и их учителя переписываются в Вконтакте. Актеров не видно, они спрятаны за большим экраном, на который проецируются странички и чаты, любой зритель может вмешаться. Это главное достоинство спектакля – тот факт, что он учитывает зрителя, предполагает его активность и его влияние на историю, актеры к этому готовы. Скажем, во время показа на «Золотой маске» кто-то из зала даже призвал одного из героев, стукнувшись в личке, поддержать Навального. Так сюжет спектакля перестает быть герметичным, структура спектакля разомкнута и готова вбирать в себя настроение, время. Проблема другая: экспериментальная суть спектакля – только в форме (раньше чаты тоже использовали, только в меньшем масштабе), которая, по факту, не повлияла на содержание. С помощью чатов нам рассказывают достаточно типичный сюжет о любви старшеклассницы к молодому учителю. Можно предположить, что использование социальных сетей на сцене позволяет рассказать более сложную, не линейно организованную, по всем старым правилам выстроенную историю.
Может быть, наиболее современным в плане сценического языка и средств воздействия стал внеконкурсный спектакль «Гоголь-центра» «Море деревьев» (режиссер Филипп Авдеев). Здесь все время что-то происходит, мгновенно меняется ситуация, необходимо следить за каждым уголком пространства. Дети, играющие в вампиров, оказываются в не очень симпатичном взрослом мире, где участковые менты также непонятливы, как и родители. Выход – создать другой, виртуальный мир, мир фантазии. Собственно, на пересечении этих двух миров и происходит действие: помимо увлекательных приключений важно, как меняются ребята, что происходит с их взаимоотношениями. Спектакль воздействует по всем каналам восприятия одновременно: агрессивная игра света, вокальные номера, знаки массовой культуры, драматические куски. По сути, на фоне одной декорации силами пятерых актеров авторам спектакля удается создать настоящий блокбастер с высоким градусом напряжения. Важно, что не все уходит в движуху – трое подростков, оказываясь в разных сложных ситуациях, взрослеют, узнают друг друга, и, что особенно ценно, учатся принимать себя.

Офелия в старости
На другом эстетическом полюсе находятся еще два спектакля «Арлекина» – «Театр теней Офелии» из Новокуйбышевска и «Птицы» Марии Романовой в театре Ленсовета. И тот и другой случай – театр-погружение, театр, отказывающийся от признаков современности, в том числе, и от современного ритма. В спектакле театра-студии «Грань» главное – атмосфера, настроение осеннего дня, полного дождем и туманом: здесь мало света, много теней, силуэтов, теряющих очертания. Актеры, рассказывающие сказку, одеты как персонажи из средневековья; из огромной виолончели, стоящей в углу, выглядывают два кукольных сморщенных лица. Любовь Тювилина не просто управляет куклой Офелии – одинокой старушки-мечтательницы в черном, она, скорее, вступает с ней в диалог. Спектакль медитативен и, как и сказка Михаэля Энде, практически лишен событий, сюжет о бывшей суфлерше, устроившей на старости лет театр из ничейных, скитающихся теней, можно рассказать в двух словах. Но важно другое – этот спектакль разговаривает с детьми на серьезные темы: о смерти, одиночестве – без всяких скидок и заискиваний.
«Птицы» Марии Романовой – это настоящее исследование: здесь не просто рассказывают старинные русские сказки, сюжет которых касается птиц. Здесь серьезно и кропотливо воссоздают культуру – с ее говором, с ее интонированием, с ее особым искусством рассказчика, с ее заплачками и т.д. Спектакль тоже неспешный. Интересно наблюдать, как из нескольких предметов актерам удается создать целый мир – корабли плывут по морю, птицы бьются в неволе, говорящие печка да яблоня наставляют на путь героиню. Но все-таки самое удивительное здесь – работа с голосом, с древней песенно-сказительной культурой. В границах этой культуры актерам удается затронуть очень разные настроения – здесь не только лирика и тоска, но и комическая нота, и минуты страха. Такой подход – возвращение сюжета в его культурно-временной контекст – помогает восстановить и смыслы. Сказки здесь – не просто фантастические истории, но целый пласт культуры, характеризующий и быт, и уклад жизни, и ценностную шкалу наших предков.

Трудное детство
Театральная программа нынешнего «Арлекина» была противоречивой, участвовали, в основном, камерные спектакли, каждый из которых вряд ли может претендовать на безоговорочное лидерство. Были и неудачи – излишне старомодной показалась «Каштанка» из Ростова-на-Дону, спектакль лаборатории «Угол» «Дети и эти» не справился с текстом Григория Остера, который в выбранной эстетике прозвучал догматично и неостроумно. Противоположный пример – спектакль Центра Мейерхольда «Дурацкие дети. Леля и Минька»: при всем его минимализме (два актера разыгрывают рассказы Зощенко в сопровождении пианино на фоне коллажа из семейных фотографий), режиссеру удалось добиться не просто пересказа, но и некоторого критического отношения. Ты вдруг понимаешь, что жизнь ребенка полна катастроф и травм, понимаешь, как чудовищно глухи взрослые в своей нормативности, в своей самоуверенности. Помимо этого, спектакль ушел от повествовательности – с ироничной дистанцией актеры проживают ситуации, в которых оказываются их персонажи: так появляется насыщенное, напряженное действие. Иногда тебе даже кажется, что ты не знаешь финала.
Победил спектакль Яны Туминой «Я Басё» («Упсала-цирк»), хотя мне он кажется спорным – и в плане старомодной эстетики, и в плане инклюзии. Интересно, когда спектакль строится вокруг особенных людей; здесь же было ощущение, что они просто вставлены в готовую структуру.

Территория комикса
Одним из главных событий фестиваля (для меня все же главным) стала лаборатория «Театр.Ком»: несколько театральных режиссеров подготовили эскизы по современным комиксам. При отсутствии бесспорных лидеров в основной афише здесь было очевидным – комиксы выталкивают театр на новые территории. Из четырех эскизов удались два: «Голиаф» и «Мария и я».
В обоих случаях театр взял за основу саму структуру, сам способ подачи истории в комиксе: в этом лаконизме, возможно, кроется залог того, что оба эскиза оставили ощущение действенной разработки большой и глубокой темы.
“Мария и я” – комикс испанца Мигеля Гаярдо о девочке с аутизмом. Театральное предложение Ивана Куркина – это десять комнат (к эскизу выстроили только две), в каждой из которых зритель попадает в ситуацию диалога с нарисованной или незримо присутствующей девочкой: например, нужно помочь ей разложить игрушки в определенном порядке, объяснить на стойке регистрации аэропорта, почему вам непременно надо сесть вместе, придумать диалог, пристроившись к совершенно непривычной логике. Спектакль работает так, что ежесекундно ты ощущаешь живое присутствие невидимого персонажа, чувствуешь себя внутри его жизни и мира. В каждой комнате (на эскизе вместо восьми пока не созданных комнат стояли пюпитры с рисованными буклетами) ты проводишь не более пяти минут, в целом – почти час, но время пролетает мгновенно, твое присутствие очень действенно, не только потому, что ты выполняешь задания. Спектакль предлагает тебе встречу с малознакомым, жизнь твоя на какое-то время меняет правила, и в этом нет особого дискомфорта. Важно еще, что эскиз зрителя не деперсонализирует: в самом начале художник делает ваш набросок, картинку множат, и в каждой комнате вы оставляете Марии свой портрет. Таким образом вы – новый знакомец Марии, и она вас тоже запомнит, как запоминает все имена встречающихся людей. В итоге к финалу, когда зрителям, прошедшим через все комнаты, показывают хоум видео с дня рождения настоящей Марии, ты уже любишь ее всем сердцем, воспринимаешь как давнюю знакомую. В жизни, если у тебя нет опыта общения с особенными людьми, легко растеряться, почувствовать неловкость; эскиз Ивана Куркина дарит тебе опыт такого общения, без какого-либо морализаторства показывает, что это может быть здорово и захватывающе. По сути, это реабилитация зрителя.
“Голиаф” – эскиз Ильи Мощицкого по комиксу Томаса Голда – история молчаливая: все слова персонажей в оригинальных рамках проецируются на пол, заполненный водой. Голиаф, меланхоличный молчун и отшельник, практически не сходит со своего стула – в то время, пока вокруг него затевается воинственная суета. Задумчивый гигант – жертва героического мифа и амбициозных властолюбцев. Его смерть – бесславное падение лицом в воду – суровая точка в печальной истории о том, что за каждым подвигом стоит чья-то подлость.
Пятнадцатый «Арлекин» завершился не только победой спектакля «Я Басе», но и триумфом спектакля «Птицы», получившего несколько дипломов. Тем не менее, фестиваль выявил и некоторый кризис современного детского театра, наметив и пути к обновлению.

Комментарии
Предыдущая статья
Франц К. и они 11.05.2018
Следующая статья
Елена Анатольевна Гремина 11.05.2018
материалы по теме
Блог
Опреснённый миф
В октябре в оперном театре Лозанны впервые в истории состоялась премьера главной швейцарской оперы мирового репертуара. Ника Пархомовская рассказывает о том, почему «Вильгельм Телль» в постановке Бруно Равеллы – стопроцентно швейцарский.
Блог
Тайны магрибского двора
В конце октября после двухлетнего ремонта открылась основная сцена Красноярского ТЮЗа. На открытии показали  премьеру в постановке главного художника театра Даниила Ахмедова «Аладдин. Сын портного». О спектакле — Анна Шалунова.