Реабилитация зрителя

В конце апреля в Петербурге прошел пятнадцатый юбилейный фестиваль театрального искусства для детей «Арлекин»: в течение недели зрителям не только показывали спектакли, но читали новые пьесы конкурса «Маленькая ремарка» и рассказывали о комиксах.

Сказки и картинки

В афише фестиваля встретились спектакли, уже титулованные, поездившие по стране («Я Басе» и «Лесосибирск Лойс» участвовали в «Золотой маске»), и спектакли, известные пока в большей степени местному зрителю. Стилистика тоже разнообразна: фестивальный набор проявил, с одной стороны, тягу детского театра к визуальному, а с другой, здесь же обозначил и проблему. Со стремлением к технологичности, к работе с клиповым сознанием, конфликтует неспешная, старомодная игра со всеми примочками, свойственными «тюзятине». Другая препона – вязкость, многословность нарратива: сознание быстро фиксирует образный ряд, зовущий к ассоциативной работе восприятия, а текст, тягучий, бездейственный тянет обратно в узкий тоннель словесной истории. Так случилось, например, на внеконкурсном спектакле Зеленоградского театра «Ведогонь» «Умная собачка Соня» – художники (проект Mediaskazki) на глазах у зрителя создавали картонный мультфильм (раскладывали на столе фигурки и силуэты, которые проецировались на экран), и это было захватывающе. Но актеры говорили голосами, полными необъяснимого энтузиазма, как будто если играешь для детей, надо обязательно улыбаться, держась на одной бравурной ноте. Сама инсценировка не справилась с повествовательной природой книги Андрея Усачева и превратилась, фактически, в перечень ситуаций, в которых мало что двигало сюжет. Над спектаклем «Спасти супербелку» (Центр драматургии Рощина и Казанцева) по повести Кейт ДиКамилло работали участники того же проекта Mediaskazki, поэтому схожести с «Умной собачкой…» было не избежать – и все же, если спектакль театра «Ведогонь» решен в стилистике мультика для самых маленьких, то «Супер-белка» – современный комикс, и по внешнему виду картинки, и по тому, как строится повествование. Да и актеры здесь играют с самоиронией, и трогательная история о том, как девочка Флора, наконец, нашла путь к сердцу своей эксцентричной матери, совершенно не мешает черному юмору. И тем не менее, во втором акте спектакль несколько сбоит, топчется на месте и как будто бы повторяет сам себя: средства и приемы исчерпаны, а история продолжается.

Дети Вконтакте играли в гестапо
Новые технологии и работа с сознанием и языком современного подростка – эту область исследует спектакль Радиона Букаева «Лесосибирск Лойс». Здесь основная часть действия (в Петербурге показали только первую часть) происходит в виртуальной реальности: подростки и их учителя переписываются в Вконтакте. Актеров не видно, они спрятаны за большим экраном, на который проецируются странички и чаты, любой зритель может вмешаться. Это главное достоинство спектакля – тот факт, что он учитывает зрителя, предполагает его активность и его влияние на историю, актеры к этому готовы. Скажем, во время показа на «Золотой маске» кто-то из зала даже призвал одного из героев, стукнувшись в личке, поддержать Навального. Так сюжет спектакля перестает быть герметичным, структура спектакля разомкнута и готова вбирать в себя настроение, время. Проблема другая: экспериментальная суть спектакля – только в форме (раньше чаты тоже использовали, только в меньшем масштабе), которая, по факту, не повлияла на содержание. С помощью чатов нам рассказывают достаточно типичный сюжет о любви старшеклассницы к молодому учителю. Можно предположить, что использование социальных сетей на сцене позволяет рассказать более сложную, не линейно организованную, по всем старым правилам выстроенную историю.
Может быть, наиболее современным в плане сценического языка и средств воздействия стал внеконкурсный спектакль «Гоголь-центра» «Море деревьев» (режиссер Филипп Авдеев). Здесь все время что-то происходит, мгновенно меняется ситуация, необходимо следить за каждым уголком пространства. Дети, играющие в вампиров, оказываются в не очень симпатичном взрослом мире, где участковые менты также непонятливы, как и родители. Выход – создать другой, виртуальный мир, мир фантазии. Собственно, на пересечении этих двух миров и происходит действие: помимо увлекательных приключений важно, как меняются ребята, что происходит с их взаимоотношениями. Спектакль воздействует по всем каналам восприятия одновременно: агрессивная игра света, вокальные номера, знаки массовой культуры, драматические куски. По сути, на фоне одной декорации силами пятерых актеров авторам спектакля удается создать настоящий блокбастер с высоким градусом напряжения. Важно, что не все уходит в движуху – трое подростков, оказываясь в разных сложных ситуациях, взрослеют, узнают друг друга, и, что особенно ценно, учатся принимать себя.

Офелия в старости
На другом эстетическом полюсе находятся еще два спектакля «Арлекина» – «Театр теней Офелии» из Новокуйбышевска и «Птицы» Марии Романовой в театре Ленсовета. И тот и другой случай – театр-погружение, театр, отказывающийся от признаков современности, в том числе, и от современного ритма. В спектакле театра-студии «Грань» главное – атмосфера, настроение осеннего дня, полного дождем и туманом: здесь мало света, много теней, силуэтов, теряющих очертания. Актеры, рассказывающие сказку, одеты как персонажи из средневековья; из огромной виолончели, стоящей в углу, выглядывают два кукольных сморщенных лица. Любовь Тювилина не просто управляет куклой Офелии – одинокой старушки-мечтательницы в черном, она, скорее, вступает с ней в диалог. Спектакль медитативен и, как и сказка Михаэля Энде, практически лишен событий, сюжет о бывшей суфлерше, устроившей на старости лет театр из ничейных, скитающихся теней, можно рассказать в двух словах. Но важно другое – этот спектакль разговаривает с детьми на серьезные темы: о смерти, одиночестве – без всяких скидок и заискиваний.
«Птицы» Марии Романовой – это настоящее исследование: здесь не просто рассказывают старинные русские сказки, сюжет которых касается птиц. Здесь серьезно и кропотливо воссоздают культуру – с ее говором, с ее интонированием, с ее особым искусством рассказчика, с ее заплачками и т.д. Спектакль тоже неспешный. Интересно наблюдать, как из нескольких предметов актерам удается создать целый мир – корабли плывут по морю, птицы бьются в неволе, говорящие печка да яблоня наставляют на путь героиню. Но все-таки самое удивительное здесь – работа с голосом, с древней песенно-сказительной культурой. В границах этой культуры актерам удается затронуть очень разные настроения – здесь не только лирика и тоска, но и комическая нота, и минуты страха. Такой подход – возвращение сюжета в его культурно-временной контекст – помогает восстановить и смыслы. Сказки здесь – не просто фантастические истории, но целый пласт культуры, характеризующий и быт, и уклад жизни, и ценностную шкалу наших предков.

Трудное детство
Театральная программа нынешнего «Арлекина» была противоречивой, участвовали, в основном, камерные спектакли, каждый из которых вряд ли может претендовать на безоговорочное лидерство. Были и неудачи – излишне старомодной показалась «Каштанка» из Ростова-на-Дону, спектакль лаборатории «Угол» «Дети и эти» не справился с текстом Григория Остера, который в выбранной эстетике прозвучал догматично и неостроумно. Противоположный пример – спектакль Центра Мейерхольда «Дурацкие дети. Леля и Минька»: при всем его минимализме (два актера разыгрывают рассказы Зощенко в сопровождении пианино на фоне коллажа из семейных фотографий), режиссеру удалось добиться не просто пересказа, но и некоторого критического отношения. Ты вдруг понимаешь, что жизнь ребенка полна катастроф и травм, понимаешь, как чудовищно глухи взрослые в своей нормативности, в своей самоуверенности. Помимо этого, спектакль ушел от повествовательности – с ироничной дистанцией актеры проживают ситуации, в которых оказываются их персонажи: так появляется насыщенное, напряженное действие. Иногда тебе даже кажется, что ты не знаешь финала.
Победил спектакль Яны Туминой «Я Басё» («Упсала-цирк»), хотя мне он кажется спорным – и в плане старомодной эстетики, и в плане инклюзии. Интересно, когда спектакль строится вокруг особенных людей; здесь же было ощущение, что они просто вставлены в готовую структуру.

Территория комикса
Одним из главных событий фестиваля (для меня все же главным) стала лаборатория «Театр.Ком»: несколько театральных режиссеров подготовили эскизы по современным комиксам. При отсутствии бесспорных лидеров в основной афише здесь было очевидным – комиксы выталкивают театр на новые территории. Из четырех эскизов удались два: «Голиаф» и «Мария и я».
В обоих случаях театр взял за основу саму структуру, сам способ подачи истории в комиксе: в этом лаконизме, возможно, кроется залог того, что оба эскиза оставили ощущение действенной разработки большой и глубокой темы.
“Мария и я” – комикс испанца Мигеля Гаярдо о девочке с аутизмом. Театральное предложение Ивана Куркина – это десять комнат (к эскизу выстроили только две), в каждой из которых зритель попадает в ситуацию диалога с нарисованной или незримо присутствующей девочкой: например, нужно помочь ей разложить игрушки в определенном порядке, объяснить на стойке регистрации аэропорта, почему вам непременно надо сесть вместе, придумать диалог, пристроившись к совершенно непривычной логике. Спектакль работает так, что ежесекундно ты ощущаешь живое присутствие невидимого персонажа, чувствуешь себя внутри его жизни и мира. В каждой комнате (на эскизе вместо восьми пока не созданных комнат стояли пюпитры с рисованными буклетами) ты проводишь не более пяти минут, в целом – почти час, но время пролетает мгновенно, твое присутствие очень действенно, не только потому, что ты выполняешь задания. Спектакль предлагает тебе встречу с малознакомым, жизнь твоя на какое-то время меняет правила, и в этом нет особого дискомфорта. Важно еще, что эскиз зрителя не деперсонализирует: в самом начале художник делает ваш набросок, картинку множат, и в каждой комнате вы оставляете Марии свой портрет. Таким образом вы – новый знакомец Марии, и она вас тоже запомнит, как запоминает все имена встречающихся людей. В итоге к финалу, когда зрителям, прошедшим через все комнаты, показывают хоум видео с дня рождения настоящей Марии, ты уже любишь ее всем сердцем, воспринимаешь как давнюю знакомую. В жизни, если у тебя нет опыта общения с особенными людьми, легко растеряться, почувствовать неловкость; эскиз Ивана Куркина дарит тебе опыт такого общения, без какого-либо морализаторства показывает, что это может быть здорово и захватывающе. По сути, это реабилитация зрителя.
“Голиаф” – эскиз Ильи Мощицкого по комиксу Томаса Голда – история молчаливая: все слова персонажей в оригинальных рамках проецируются на пол, заполненный водой. Голиаф, меланхоличный молчун и отшельник, практически не сходит со своего стула – в то время, пока вокруг него затевается воинственная суета. Задумчивый гигант – жертва героического мифа и амбициозных властолюбцев. Его смерть – бесславное падение лицом в воду – суровая точка в печальной истории о том, что за каждым подвигом стоит чья-то подлость.
Пятнадцатый «Арлекин» завершился не только победой спектакля «Я Басе», но и триумфом спектакля «Птицы», получившего несколько дипломов. Тем не менее, фестиваль выявил и некоторый кризис современного детского театра, наметив и пути к обновлению.

Комментарии
Предыдущая статья
Франц К. и они 11.05.2018
Следующая статья
Елена Анатольевна Гремина 11.05.2018
материалы по теме
Блог
Мышкин играет Тартюфа, или Оргона взяли в разработку
Евгений Писарев поставил в Театре Наций свой второй спектакль – «Тартюфа», в новом переводе, сделанном Сергеем Самойленко. Ольга Фукс рассказывает, чем он действительно нов.
21.12.2024
Блог
“И воскресенья не будет…”
Первым спектаклем петербургского режиссера Дениса Хусниярова на посту художественного руководителя СамАрта стало «Воскресение» по роману Толстого. Это очень личное высказывание, о том, что честь стоит все-таки беречь смолоду, а «после ничего исправить нельзя». Логично, что спектакль с таким сюжетом появился…