«Зарница» – новый спектакль Юрия Квятковского в ЦИМе. Это третья в серии фантастических сказок о торжестве поэтической державы, на этот раз в ней царят пионеры.
Андрей Родионов и Катя Троепольская написали пьесу «Зарница» вслед за «Нурофеновой эскадрильей» (Руслан Маликов, 2013, Политеатр) и «Сваном» (Юрий Квятковский, 2016, ЦИМ) – о торжестве поэтической державы. Вместо нурофеновых самолетов, выращенных как бананы, и поэтов-мигрантов, в третьей части появились пионеры, играющие в «Зарницу».
Первое появление пионеров «Зарницы» было года два назад в одноразовом перфомансе, в клубе-без-вывески, расположенном в подвалах знаменитого дома, где раньше был клуб «Мастерская», место сбора хипстеров. Там старшие ученики Брусникина и товарищи Квятковского по «Цирку шарлатанов» (Le Cirque De Charles La Tannes) Павел Мисаилов, Илья Барабанов, Денис Ясик, Ирина Петрова плюс несколько студентов младшего курса Брусникина проводили нас по извилистым коридорам дореволюционной бани-цирюльни, меж стен с купеческой плиткой, где бар расположился прямо в глубоких ныряльнях. А на столиках стояли трехлитровки с живым напитком «чайный гриб».
Теперь, в «Зарнице» ЦИМа, банки с волшебным напитком тоже сыграла важную роль, а художники Полина Бахтина, Юрий Квятковский и Алексей Наджаров придумали, как из бедного реквизита сделать богатую инсталляцию, как из стеклянных банок сделать лазеры. То есть 28 хэнд-мэйд-банок отражали частокол синих лучей, падающих сверху, превращая сценическую выемку в собянинский строительный частокол, он же волшебный лес. А одна «ручная» банка с колдовской настойкой переходила из рук в руки, от Ветродуя (Илья Барабанов) к Журчинье (Елизавета Ермакова) и пионерке (Маша Лапшина), вкусившей сладость любви.
Сказка о будущих пионерах страны, вернувшейся в хтонические времена, тревожит не по-детски. Тревога сгущается в тех местах текста, где нынешние реалии, означающие мутацию общества, переносятся в будущее: пионер стучит на пионера, используя казус влюбленности девочки в девочку (за «неуставные» склонности могут отправить на био-психическое исправление).
Классическая ошибка превращений брата в сестру и обратно, ради проникновения в центр мистерий, чтобы пройти инициацию – вот что устроили Журчунья и Ветродуй, внесшие не поднадзорные эротические нотки в зрелище. Здесь авторы и режиссер идут в фарватере шекспировской «Двенадцатой ночи». Но на мистерию и эротику глубоко начхать постсоветскому вымороженному обществу, воспитывающего пионеров. И это четко проявляется в диалогах будущих строителей пост-путинского постмодерна. То есть они в сказочном будущем говорят на языке нынешних юных карьеристов.
Центральному мифическому персонажу Зарнице, наоборот, чрезвычайно важно узнать, кто такие Ветродуй и Журчунья, дурящие головы пионерам. Удвоение имени, символа и образа – главный аттракцион поэмы. Ассоциация Зарницы с Денницей, упавшим с неба и ставшим повелителем молний, то есть цивилизации – метафизика смыслового поля поэмы. Денис Ясик высоко и прямо несет своего Зарницу в золотом кафтане, плавно двигаясь по котловану на сигвее, он иногда кажется летящим на синей реактивной тяге. Если Люцифер – учитель электро-цивилизации, то понятна центральная фраза сказки: «Я вам покажу настоящую власть!». Лазеры добавляют расчетливой математической синевы, разрезая котлован частоколом лучей.
Сказочную атмосферу создает невидимый хор, составленный из десяти артистов театра Камбуровой (впервые с Мастерской Брусникина выступили столь профессиональные голоса). Музыку волшебного леса написал Алексей Наджаров. Хореографией сатиров и нимф занималась Ирина Га, но главным было равновесие – периодически пионеры стояли на бетонных патрубках. Младшие брусникинцы, Тасо Плетнер, Маша Лапшина, Богдан Кибалюк и примкнувший к ним Родион Долгирев (выпуск 2011 года) достоверно сыграли подростков ближайшего будущего, не расставаясь с гаджетами и легко приняв неизбежность вторжения в свою жизнь лесных духов. Для них это кинореальность Гарри Поттера и Средиземья.
А вот старшие брусникинцы и Елизавета Ермакова, выпускница курса Золотовицкого-Земцова (2018), играли носителей сказочного сознания. С достоверностью тут, конечно, могут возникнуть большие проблемы не только на сцене, но и в жизни. Материалистическое обучение давно отменило возможность увидеть в себе древнего магического человека. Правда, если считать магией особую лесную эротику, то Журчунья юной Ермаковой вполне себе ведьма. Женщину разве надо чему-то учить в древнем ведовском искусстве? И порадовал Долгирев, читающий рэп вокруг котлована – рэп о чудовищном кастовом неравенстве общества. Он – элитный пионер, а дети министров ни во что не ставят простых пионеров, донесут, зароют и сдадут всех и все, мешающее карьере. Это и есть самая тревожная нотка в детской сказке. Но рэперы склонны не поддаваться зомбированию и превращению в послушные «идущие вместе» винтики (вот и винтят их фсб-шники, потому и запрещают концерты, выдворяя из городов).
В финале все впадают в праздничную ресторанную читку под восточный даб-попс, на фоне синих лазерных лучей и оранжевых букв. А что за праздник? Денница пригляделся к потомкам древних сатиров и нимф, Ветродую и Журчунье, отобрал у честной пионерки Маши Лапшиной банку с зельем, глотнул и понял – не любит он электричества и ублюдочного российского начальства, зато любит древнюю магию леса и стихий. Аминь.
Невозможно не сказать об уникальности первого, ноябрьского, перфоманса, ведь Леху-лося, то есть лешего играл сам Андрей Родионов. Выглядело как выступление поэта на елке в Кремле, но для взрослых. Когда видишь его любовно связанную шерстяную шкуру, теплеет на душе. Единственное слабое звено постановки – недостаточно выверенный ритм, зависание темпа в ключевых местах, но контрапункт тона и смысла явно еще будет нащупан. Размах котлованного экстатического безумия раскроется со временем.
Ближайший показ – 18, 19 января в ЦИМе.