В «Театральной серии» издательства «Новое литературное обозрение» вышла книга театроведа Гжегожа Низёлека «Польский театр Катастрофы» в переводе Наталии Якубовой.
Для российских зрителей, критиков и всего театрального сообщества одним из важнейших событий последних десяти лет стала спецпрограмма «Золотой Маски» «Польский театр в Москве» (2011 год). В частности, едва ли не «точкой отсчёта» новой эры стал спектакль Кшиштофа Варликовского «(А)поллония», продемонстрировавший новый театральный язык и новый способ разговора об исторической памяти и травме Холокоста. В 2012 году журнал ТЕАТР. посвятил свой третий номер польскому театру ХХ века. За десять лет актуальность темы, очевидно, только возросла, так что выход книги «Польский театр Катастрофы» по-русски трудно не счесть своевременным.
Фундаментальное исследование, предпринятое Гжегожем Низёлеком (ныне заведующим кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове), посвящено сложным взаимоотношениям польского театра и Холокоста (именуемого здесь Катастрофой). Упоминая, что сами участники Катастрофы мыслили себя в театральных категориях и терминах («все свидетельства Катастрофы наполнены театральными метафорами», — пишет Низёлек), он анализирует роль и возможности театра быть свидетельством или, как сам он формулирует, «симптомом». Принципиально, что понимает Низёлек под «свидетельством»: «Сильно упрощая, можно сказать, что вытеснение польским обществом памяти о собственном безразличии оказало решающее влияние на то поле напряжений, которое сложилось во всей послевоенной польской культуре — конечно, если мы предполагаем, что истребление евреев, сцены их преследования, унижения, исключения из человеческого сообщества и убийства были хорошо видимым и повсеместным опытом общества bystanders (как называет сторонних наблюдателей Катастрофы Рауль Хильберг). За театром в истории этого вытеснения следует признать особую роль, поскольку он принимал участие как в процессах, поддерживающих состояние вытеснения, так и в попытках через него пробиться. Он стал местом повторения — безустанного воспроизведения не столько вытесненных событий, поскольку они взывали бы к непосредственной и читабельной для зрителей репрезентации, сколько самого факта вытеснения. Это повторение вытеснения я и называю тем свидетельством, что было дано театром».
В этом автор скептичен: «Свидетельство, даваемое посредством театра, не может служить, однако, никаким символическим возмещением фактов пассивности, равнодушия, страха и глупости, имевших место в прошлом. Оно не помогает проработать прошлое, не входит в число ритуалов скорби. Оно бессильно — и даже гордыня перформатики и оптимизм антропологии театра тут не помогут. Свидетельства театра, о которых я тут пишу, ничего не способны спасти. Ничего не в состоянии представить. Они не приносят катарсиса. Но существуют» (курсив авторский). Однако Низёлек рассказывает о тех фактах театральной истории, которые «существуют» и выводят тему из зоны умолчания, в которую её поместили умышленно или бессознательно (в зависимости от времени). В частности, театр Кантора и Гротовского, по мнению автора, «оперировал в пространстве табу», не давая названия тому, «о чём он, собственно, говорит», и ставя зрителя в позицию не только непривычную, но и предельно неудобную для него.
Книга «Польский театр Катастрофы» состоит из двух частей. Первая, сравнительно небольшая, часть под названием «Катастрофа и театр», может быть условно названа «теоретической». Она посвящена важным для Низёлека взаимоотношениям «театральных метафор» и «медиума театра», театра внутри опыта Катастрофы и после неё. «Я представляю в этой главе гипотезу глубокого преображения театра как медиума в результате повсеместного общественного опыта наблюдения чужого страдания и столь же повсеместного вытеснения этого опыта», — формулирует автор во введении. Перечислим (без пояснений) названия входящих в эту часть глав: «Театр ротозеев», «Кого не было в Аушвице?», «Отыгрывая еврея», «Плохо увиденное», «Без оплакивания».
Однако основную часть книги составляет глава «Театр и Катастрофа», посвящённая конкретным «театральным фактам», как называет их автор, — в их число, разумеется, входит и «(А)поллония» Варликовского. Изученные Низёлеком театральные факты относятся к периоду 1946-2009 годов. При крайне широком диапазоне героев книги, подробно описаны и целенаправленно проанализированы автором, как пишет он сам, «спектакли Леона Шиллера, Александра Бардини, Яна Швидерского, Эрвина Аксера, Юзефа Шайны, Ежи Гротовского, Тадеуша Кантора, Казимежа Деймека, Конрада Свинарского, Анджея Вайды, Ежи Гжегожевского, Кристиана Люпы, Кшиштофа Варликовского и Ондрея Спишака. А также две польские пьесы о Катастрофе, одна из которых была написана сразу после войны, а другая — несколько лет назад: „Пасха“ Стефана Отвиновского и „Наш класс“ Тадеуша Слободзянека».
Напомним, в 2018 году в 33-м номере журнала ТЕАТР. был опубликован отрывок из книги «Польский театр Катастрофы» (также в переводе Наталии Якубовой) — сокращённая версия главы «О чём в Польше нельзя и подумать», посвящённой «Этюду о Гамлете» Ежи Гротовского.