В ноябре в воронежском центре «Прогресс» вышла премьера уже третьего на этой площадке спектакля Михаила Бычкова. После Чехова и Митани он обратился к пьесе Дмитрия Данилова «Стоики», написанной по заказу МХТ имени Чехова в 2023 году.
В центре сюжета пьесы – знакомство девушки и парня (Алина Крылова и Константин Гунькин) с матерью девушки и её мужем (Татьяна Беляева и Камиль Тукаев). Событие, от которого раньше «дофига зависело», теперь, в условиях «сплошной зоны неопределённости», становится ещё одним бессмысленным действием, которое можно совершать или не совершать.
На сцене – мягкая серая кушетка, на которой расположилась «девушка 20+» с ноутбуком, минималистичная напольная лампа, стеклянный журнальный столик, стул. В глубине – стойка с вином и бокалами. Пространство, оформленное самим режиссёром, делится на зоны лёгкими полупрозрачными занавесками. «Действие происходит в обычных современных квартирах, в любом крупном городе Европы, Америки или России», – как говорится в первой ремарке пьесы.
Входит молодой человек, усаживается напротив. Завязывается типичный, ничем не примечательный диалог с нотками взаимных претензий и колкостей, подытоженный фразой «Всё неважно». Привычным движением герои опрокидывают по бокалу вина и тут же наливают по второму. Их повседневность сводится к убийству времени в бессмысленных разговорах, забалтывающих тревогу, и бесконечному потреблению алкоголя. В новой реальности каждому гарантирован ежемесячный доход, сама работа, увлечения и искусство теряют всякий смысл, как, впрочем, и сама человеческая жизнь, превращающаяся в выживание на фоне глобальных катастроф, которые происходят в разных частях мира.
Михаил Бычков, как всегда, внимателен и бережен к тексту. Пьеса Данилова, нарочно изобилующая бессодержательными диалогами, полными банальностей, просторечий и цитат, максимально типизирует и обобщает героев, суть их высказываний и реалии, в которых они живут. Текст, при всей его абстрактности и абсурдности, звучит максимально конкретно, остро и болезненно.
Герои, лишённые имён и каких бы то ни было характеристик, кроме возрастных (20+ и 40+) зачастую оказываются противопоставлены друг другу. Это подчёркивают и мизансцены в спектакле: представители старшего поколения почти всегда сохраняют дистанцию и располагаются напротив молодых. Объединяет героев разве что кухонный стол, за которым они пьют и обсуждают «наше» вино, которое «не бордо, конечно», но тоже «вполне», хотя это и не имеет никакого значения. Застольные разговоры превращаются в абсурдное повторение одной и той же фразы, весь процесс знакомства – в обмен набором любезностей и формальностей. Однако за пустыми фразами и наигранной заинтересованностью скрываются и живые чувства: ощущение неловкости и попытка её сгладить и даже пошутить, обида, тревога, обеспокоенность будущим и непонимание, что делать в настоящем. Каждый из героев тотально одинок и отстранён, и внутри пар нет даже физической близости. Оказавшись наедине, сидя на кушетке, обнажённые Парень с Девушкой по-прежнему держат дистанцию.
Наиболее подходящей для «всех разумных людей», живущих в новой реальности, становится философия стоицизма, точнее, несколько фраз, соотносимых с ней: «не моя зона ответственности», «делай что должно, и будь что будет» и «возделывай свой сад». Эта формула-триада – своеобразная опора для Отчима/мужа, к ней он прибегает по поводу и без, как, собственно, и к другим цитатам, анекдотам и повторяющимся воспоминаниям.
Символично звучит повторяемый много раз рассказ о Фолкнере, экскурсии по Оксфорду и маршруте, напоминающем путь Бенджи из романа «Шум и ярость». Героя повезли другой дорогой, и для него рухнул мир. Будто боясь тех же последствий, персонажи пьесы Данилова цепляются за привычные слова, действия, ритуалы. Отчим/муж прячется за чужими фразами, заглушает тревогу алкоголем и уходит в мир бейсбола, где осталось лишь две команды, играющие по мало чем отличающиеся друг от друга матчи то у себя, то в гостях. По принципу бессмысленности занятия он находит коллегу в лице Парня. Тот снимает на видео неподвижные объекты или делает цветное фото чёрно-белых предметов, выкладывая потом результаты своего труда в канал, где всегда ноль подписчиков. Мать/жена успокаивает себя иллюзией контроля и ощущения, что она в курсе происходящего вокруг, наблюдая за бесконечной хроникой катастрофы, транслируемой по телевизору. Смотреть его, а точнее воспринимать фоном, привычка из прошлого, сформированная в детстве.
Вообще прошлое тоже становится островком безопасности. Представители старшего поколения ещё помнят, «как было раньше», и живут по инерции, соотнося настоящее со старым временем, когда имели значение семья, работа, искусство, спорт. Наиболее консервативна и привязана к прошлому Мать/жена. Во время знакомства с Парнем она пытается лучше узнать его, поскольку «ей небезразлично, с кем связала свою жизнь её дочь», машинально изображает заинтересованность, пытаясь подключить к этому процессу и своего мужа, спрашивает об особенностях финансов и совместного быта, апеллируя к утратившему ценность и смысл институту семьи. А за столом она по старой привычке хочет ощутить вкус вина, пытаясь пить не торопясь, в то время, как остальные пьют залпом.
Несмотря на тотальные внешние угрозы, настоящие катастрофы происходят в сердцах и умах людей, потерявших ориентиры и смыслы. Как заклинание, повторяют они, что живут нормально и грех жаловаться, но время от времени в их головы закрадываются мысли о суициде. В ровном и почти безразличном повествовании прорывается внутренний крик каждого из героев, который Михаил Бычков воплощает в экспрессивных пластических зарисовках – перебивках между сценами. Здесь, кажется, и проявляются, истинные чувства. А самым искренним и эмоционально тёплым эпизодом становится момент поддержки Матери/жены своего мужа – простыми по сути словами, произнесёнными в форме тоста: «Ты молодец, ты держишься. И я с тобой держусь».
Во время спектакля зал живо откликается на происходящее, смеётся, когда диалоги приобретают абсурдный характер. Зрители шумно аплодируют на поклонах, но из зала выходят молча, едва слышно обсуждают увиденное, будто боясь разглядеть в художественном вымысле нехудожественную реальность. Что если «недалёкое будущее» из пьесы Данилова уже наступило?