Журнал ТЕАТР. – про особую Италию и про то, как итальянцы играют англичан, играющих итальянцев, в спектакле Деклана Доннеллана «Трагедия мстителя».
Сыгранный на Театральной Олимпиаде в Петербурге спектакль Пикколо ди Милано «Трагедия мстителя» остроумен уже на уровне афиши. Пересечение эстетических и культурных контекстов захватывает воображение. Пьеса, действие которой происходит в Италии, написана англичанином Томасом Миддлтоном, одним из тех, кого принято именовать «младшими современниками Шекспира». Для англичанина XVI-XVII веков Италия – «папистская Италия» – классический «образ врага», образ «другого», территория, кишащая злодеями: жестокими, безбожными, изворотливыми (куда до них простодушным британцам!), известными и тайными отравителями, заговорщиками и развратниками всех мастей. Страна распутства, вероломства, соблазна, страстей и – тут уж никуда не деться – свободы, роскоши и поэзии. Короче, очень опасное место, очень. Таковы же и сами итальянцы. Благовоспитанному протестанту остается только опасаться и… вожделеть потихоньку эту самую Италию, помилуй Господь.
Все подавленные страхи, все тайные помыслы – все ловко «перенесено» и сгружено туда, подальше, за теплое (умеют же устраиваться эти католики!) море. Лет за двадцать до «Трагедии мстителя» (ее датируют 1606) таким же популярным туристским направлением для национальных комплексов была Испания, но той пришлось раскаяться за Непобедимую Армаду, а Италия так и дразнила, оставшись без покаяния.
В «Трагедии мстителя» есть все, что положено в мрачных пьесах маньеристов-якобианцев (особенно в «заграничных пьесах»): погубленная невинность, месть, трупы, разврат, предательство, инцест (ну или что-то вроде), подмены и подставы, бюрократия и коррупция (они в родстве с убийством и развратом, кажется, двоюродные), танцы, «маски» (то бишь придворные представления с переодеваниями), яды, кинжалы и пространные монологи. Английские актеры исстари владеют искусством убеждать зрителя силой аргументов, интеллектуальным азартом. «Трагедия мстителя» Миддлтона, как и его «Оборотень», как и «Женщины, берегитесь женщин» играются в Англии не реже Шекспира, это классика британской сцены.
Вот эту пьесу, вот про эту Италию, Деклан Доннеллан привез в миланский Пикколо. Тут бы какой-нибудь трюк, какую-нибудь «маску» – но нет: тот факт, что в этом спектакле итальянцы играют англичан, играющих итальянцев, никому не пригодился. Для режиссуры XVI-XVII века это, пожалуй, было бы в порядке вещей (ну не требовать же от Бербеджа датского акцента или итальянского – от мальчишки-Джульетты!), а вот для режиссуры XXI – маленькая, почти незаметная культурная потеря. Они сейчас все такие, незаметные. Тем печальнее.
Впрочем, маскарадный финал самой «Трагедии», где «хорошие» мстители наряжаются «плохими» мстителями и режут злодеев, а потом приходят «плохие» мстители (также переодетые, не спрашивайте), удивляются трупам, а потом все режут всех, уже не глядя на маски, – этот финал режиссером сокращен вовсе: ну кто в кого там может быть переодет, в этих офисных костюмах! Право, жаль XVII века – там было все то же самое, но хотя бы наряднее. (За «нарядность» вкупе с исторической глубиной отвечает оформление: фоном действия служат старинные портреты и фрески.) Изощренное безумство «масок», вероятно, выглядело бы сегодня тяжеловесным, маньеристски-вычурным (то бишь, строго следующим стилю), но то, что Доннеллан вдруг оказался склонен к вежливому буржуазному упрощению, радости не прибавило.
Занятно также и то, что сыграна «Трагедия мстителя» была в России, где Пикколо ди Милано знают хорошо, а Деклана Доннеллана – еще лучше. И о театре, и о режиссере у публики – даже самой широкой – есть весьма определенное мнение и система ожиданий. Зато зрительный зал у нас ничего или почти ничего не знает об авторе и его пьесе. Когда дело дошло до дела (то бишь до вполне обыденного отрезания языка или вырывания век, не припомню), дама из публики воскликнула в ажитации: «Ну это уже перебор!» О нет, мадам, это ничуть не перебор, это самая суть и есть. Там, где у Шекспира всего лишь вырежут глаза, там «младшие современники» раскромсают все остальное. В «Гамлете» череп появляется в пятом акте, в «Трагедии мстителя» – в первом же. Дьявольская разница.
Шекспир – «старший современник» – был еще жив, а младшие уже поняли, что время ушло, что гармония утеряна и не вернется, что «хаос правит всем», а в финале лишь гибель и тьма, и никто из оставшихся в живых не станет собирать крохи света. Герои большинства якобианских пьес – не просто интриганы, распутники, искусители, циники и безбожники. Это люди, пресытившиеся смертью, обожравшиеся пеплом. Злодеев пучит от власти, роскоши, лжи и разврата, они уже отравлены, их плоть разлагается на глазах. Герои же не только перенимают у злодеев их инструментарий, кинжалы и яды, все много хуже – они, и без того истерзанные неотменимыми видениями на глазах расползающейся плоти (тут они «перегамлетили Гамлета»), быстро учатся понимать злодеев.
Трагедия мстителя не в том, что он сам стал злодеем (это старая история), а в том, что он стал хуже злодея. Те были всего лишь ходячими сгустками жадной биомассы. (Как было сказано про одного современного деятеля: «Видите ли, это крокодил. Он всегда голоден, поэтому всегда жрет и будет жрать».) А вот «хорошие парни» стали претендовать на большее: они принялись утверждать, что знают, как устроен мир. Тот мир, где двуногие крокодилы – в порядке вещей. Мир, погрязший во зле. Они оправдали его и сделали бесконечным.
Спектакль Доннеллана безнадежно испорчен хорошим вкусом и неотразимым английским «снижением». Там все время смеются. Страдать неловко, гневаться глупо, размахивать руками – некрасиво, обливаться кровавыми слезами – невежливо и негигиенично. Все верно, «мстители» не плачут. Даже марвеловские, а уж миддлтоновские и подавно. Но смеются они потому, что слезы уже кончились. А не потому, что никогда не начинались. Маленькая разница – но для постановки актерских задач существенная. Прекрасные комедианты из «Пикколо» веселятся напропалую – вот уж не их этому учить. И дело оборачивается «хихикающим бесчувствием», которое позволяет не только купировать реплики, но и упрощать смыслы пьесы. Виндиче, главный герой, так упивается собственной удачливостью и тонким знанием слабостей своих врагов (а двор герцога прогнил до полной беззащитности), что все свое макабрическое шоу проводит в каком-то сладострастном ликовании. Не отрави, кажется, герцог, его возлюбленную, оставь распутники в покое сестру, парень просто извелся бы от меланхолических гуморов – его картина мира рухнула бы непременно. Но все сложилось дьявольски удачно: невинность поругана, можно мстить и горько наслаждаться совершенством ада на земле. А иногда и патетически восклицать: «Иль гром весь вышел? Или он карает за худшие грехи?!» (в этом месте обязательно гремит гром). Спектакль остроумен, полон прелестных режиссерских нюансов и занятных актерских оценок, но ни один из задействованных там черепов или трупов никогда не принадлежал человеку. Все игрушечное, включая ад.
И вот тут, пожалуй, главная проблема культурных пересечений: ехать в сегодняшнюю Россию с идеями и образами «Трагедии мстителя» – это немножко в Тулу со своим самоваром. На фоне очередного мегаскандала – на сей раз по поводу похоронного бизнеса – ходячие пригоршни праха из пьесы Миддлтона воспринимаются, как родные. Нюанс в том, что местный зрительный зал – как бы далек от проблем европейского маньеризма он ни был – интуитивно знает, что бутафорией тут не отделаться. И зажигательный макабрический хоровод в финале – это не то чтобы высказывание, просто хороший повод к ритмичным аплодисментам. А гром так и не грянул.