Красноярск расположился по двум берегам Енисея, и в этом не только его географическая особенность, но и культурная. Левобережье, исторический центр города: здесь находятся филармония, органный зал, большинство выставочных залов и почти все местные театры. Их не так уж много — на почти миллион жителей всего пять: кукольный, музыкальный, Театр оперы и балета, Театр им. Пушкина и ТЮЗ.
Оперно-балетный креатив
В Красноярске умеют креативить. Особенно в музыкальных театрах.
Год назад, чтобы привлечь внимание публики к балетной премьере «Уж замуж невтерпеж, или Тщетная предосторожность», пресс-служба Театра оперы и балета организовала флешмоб. Театр стоит на берегу Енисея, неподалеку от него на набережной находится центральный городской ЗАГС — как не увязать два столь близких по духу учреждения? И вот в солнечный июньский день потрясенный Красноярск наблюдал незабываемое зрелище: группа девиц в футболках с надписями «Уж замуж невтерпеж» и с транспарантами прошла колонной вместе с парадом невест от ЗАГСа до театра. Дружно выкрикивая ту самую надпись. Неизвестно, все ли свидетели флешмоба уразумели, что это всего лишь реклама спектакля.
В этом году премьеру оперы «Садко» рекламировали тоже флешмобом — ладью гусляра в сопровождении свиты прокатили вокруг театра. Но все креативные фантазии в театре несколько лет назад затмила реклама балета «Баядерка». Спектакль выпускался в самый разгар дачного сезона, и с какой стати нормальный человек променяет в жару дачные прелести на балетную премьеру? Только ради чего-нибудь скандального. Скандал не замедлил разразиться: в рекламных листовках зрителям популярно объяснили, что баядерки не просто танцовщицы — в храмах Древней Индии они «по совместительству исполняли роль сакральных проституток, добровольно вступивших на путь свободной любви». Балерины тут же высказали все, что они думают по поводу рекламных изысков (в театре до сих пор никто не признается, всерьез ли они оскорбились или сделали вид). Дачи опустели. Премьера прошла на аншлагах.
Пока оперный все рожает новые способы продвижения своего не самого массового искусства, его конкуренты в борьбе за зрителя предпочитают способы простые и проверенные. Красноярскому музыкальному театру чуть больше пятидесяти лет, но вывеску он сменил совсем недавно, четыре года назад. До этого именовался Театром музыкальной комедии. Его директор Наталья Русанова коммерческий приоритет в своей деятельности не скрывает. По первому образованию драматическая актриса, она до прихода в музкомедию (в 2005 году) почти всю жизнь работала в чиновных структурах. В театр ее направили как «антикризисного менеджера»: тогдашний худрук Красноярской музкомедии Юрий Гвоздиков параллельно пытался усидеть на нескольких стульях — возглавлял театр, Красноярское краевое отделение СТД, депутатствовал в местном горсовете. Ни в одной из этих сфер особо не преуспел. Сейчас на пенсии. Навязанная ему директором Русанова вскоре избавилась не только от неугодного худрука, но и почти от всех его спектаклей. Но в свете нынешней политики театра претензии к старым постановкам Гвоздикова выглядят комично.
В советское время труппа Красноярской музкомедии считалась одной из самых крепких в стране. И даже в голодные 90-е, несмотря на бесконечные задержки зарплаты, театр умудрялся выпускать новые премьеры. Один из спектаклей тех лет — мюзикл «Инкогнито из Петербурга» — был номинирован на «Золотую маску». Исполнитель роли Осипа Иван Корытов (ныне работает в музкомедии Санкт-Петербурга) стал лауреатом национальной театральной премии.
Немалая часть спектаклей, выпущенных при Русановой, — просто незамысловатые римейки. Скажем, штатный режиссер музыкального театра Юрий Цехановский очень любит ставить классику советских киномюзиклов. Точнее, переносить их на сцену, не беспокоясь, что сходство с оригиналом откровенно бросается в глаза. После «Сватовства гусара» (которое идет под шапкой «Руководство для желающих жениться») и комедии «Слуга двух господ, или Проделки Труффальдино» мы с коллегами в шутку спорили, что у Цехановского будет следующим: «Собака на сене», «Дуэнья» или «Благочестивая Марта»? Как в воду глядели — вскоре вышла «Собака».
Единственный приличный спектакль за последние семь лет здесь выпустил новосибирский режиссер Александр Зыков. В «Скрипаче на крыше» он соединил мюзикл Джерри Бока с пьесой Григория Горина «Поминальная молитва». Но и этот спектакль после скорой кончины исполнителя роли Тевье Игоря Безуглова и еще нескольких замен артистов быстро потерял в качестве.
В дорусановскую пору микрофонное пение в театре среди самих артистов не приветствовалось. Сейчас оно почти норма. Классика в репертуаре театра стала редким исключением, вокально развиваться певцам не на чем. Правда, в этом сезоне здесь заявлены две классические оперетты — малоизвестный «Царевич» Легара и «Летучая мышь» Штрауса. Но «Царевич» готовится к выпуску уже года полтора, и как скоро выйдет «Летучая мышь» — тоже большой вопрос. Быстрее репертуар «обогатит» очередной коммерческий опус Брейтбурга «Казанова». А оперетту, видимо, будет ставить опера. Там ее хотя бы есть кому петь, хотя тоже не очень.
***
История Театра оперы и балета начиналась именно с оперы — первым его спектаклем был «Князь Игорь» Александра Бородина. Певцов приглашали со всей страны, давали им жилье. Именно здесь в свое время начинал молодой Дмитрий Хворостовский. Сейчас в труппе недостает теноров и басов, с дирижерами тоже не все гладко. Большинство оперных спектаклей давно устарело, нужны новые постановки, денег на их выпуск не хватает. Зато с балетом все намного лучше. В чем прямая заслуга художественного руководителя театра Сергея Боброва.
Бобров — ученик Юрия Григоровича, в Красноярске работает больше десяти лет. В первый раз приехал сюда как приглашенный хореограф, ставил современный балет «Царь-рыба» на музыку Владимира Пороцкого по мотивам рассказов Виктора Астафьева, к 75-летию писателя. Тот период он вспоминает с мрачным юмором: на ведущие партии на премьеру пришлось приглашать коллег из Большого театра.
Вскоре Бобров выпустил в Красноярске еще один балет-модерн — «Антигону» по музыкальной композиции Марка Пекарского — и получил приглашение стать главным балетмейстером театра. А спустя несколько лет принял художественное руководство всем театром. При Боброве балетная труппа выросла почти втрое, в репертуаре есть не только вся основная балетная классика, но и современная хореография. Красноярск добился права принимать у себя Всероссийский балетный форум и Конкурс молодых артистов балета (в этом году он пройдет уже в третий раз).
К красноярской публике худрук Театра оперы и балета суров и критичен, во время работы над каждой новой постановкой от него то и дело можно услышать отчаянное «Кому здесь это надо?!». Но как бы он ни сомневался и ни отчаивался порой, продолжает работать в Красноярске. А на вопрос, что его, москвича, держит в Сибири столько лет, обычно отвечает: «Охота и рыбалка». Мало кто из тех, кто его не знает, поверит, что этот пижонистый мужчина с балетной осанкой нисколько не шутит.
«Ну, это все ж таки не „Мымренок“»
Из всех красноярских театров лишь ТЮЗу досталось здание ДК на правом берегу, в стиле сталинской архитектуры. Вроде бы от центра недалеко — нужно всего лишь перебраться через Енисей и проехать еще несколько остановок. Но эта территория издавна считается спальной и промышленной. То есть непрестижной.
Место наложило на театр невольный отпечаток маргинальности, который за почти полвека жизни проявлялся в нем по-разному. В первые, лучшие, годы, когда его основала команда молодых ленинградских режиссеров и актеров, ТЮЗ был настоящим возмутителем спокойствия. Каждый его спектакль цензура принимала с боем. Генриетта Яновская не раз вспоминала, как в короткий период их с Камой Гинкасом работы в Красноярске секретарь местного райкома, проходя мимо афишной тумбы ТЮЗа, не мог удержаться, чтобы не пнуть этот «символ вольнодумства».
Но последние двадцать с лишним лет ТЮЗу хронически не везло с худруками. Особенно мрачным для театра оказалось почти десятилетнее правление актера с режиссерскими амбициями Андрея Нянчука. Приезжие столичные критики, побывав на его спектаклях, отказывались их даже комментировать. А у известного театрального деятеля Олега Лоевского один из театральных опусов тогдашнего ТЮЗа «Мымренок и чудо в перьях» стал на несколько лет главным мерилом театрального ужаса. Становясь свидетелем очередной театральной неудачи, он неизменно утешал себя и окружающих: «Ну, это все ж таки не „Мымренок“».
В прошлом году ТЮЗ возглавил петербуржец Роман Феодори, ученик Геннадия Тростянецкого. И жизнь закипела. В бытность Няньчука неудобное географическое расположение театра всегда служило оправданием невысокого зрительского спроса. Феодори решил особенности территории обернуть на пользу театру: герои большинства спектаклей, которые при нем уже выпущены или находятся в работе, — трудные подростки. Режиссер исследует в них не только свою аудиторию, но и саму городскую среду: уже в двух его постановках — «Наташиной мечте» Ярославы Пулинович и готовящейся к концу ноября премьере документального спектакля «Подросток с правого берега» по пьесе Саши Денисовой — присутствует образ Красноярска. Этот образ узнаваем и уже поэтому провокативен по отношению к местному зрителю.
До прихода Феодори тему трудного подростка в большом городе поднял еще один выпускник петербуржской режиссерской школы Тимур Насиров (сейчас он режиссер новосибирского «Старого дома»). Три года назад его спектакль «Собаки-якудза» по пьесе Юрия Клавдиева стал в Красноярске одним из театральных хитов и лауреатом нескольких региональных фестивалей. Роман Феодори подхватил тему. Следующий его шаг по борьбе с «тюзятиной» кажется не менее перспективным — этот сезон в ТЮЗе полностью посвящен детской драматургии, и через год в театре должен появиться с десяток новых спектаклей для детей всех возрастов.
Он, она, окно, тело И ДНК
Красноярскому театру им. Пушкина уже почти 140 лет, его зданию благородного академического облика — больше сотни. Основой репертуара театра всегда была классика. Но, как считает директор Петр Аникин, сегодня, если театр в провинции хочет выжить, его афиша должна наполовину состоять из кассовых комедий. К тому же на пятки театру наступает красноярская антреприза. Как ни парадоксально, она когда-то начиналась с экспериментальных постановок, среди которых можно было увидеть спектакли «Странная земля Испания» по Гоголю и «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева. Но коммерческая мотивация вскоре предсказуемо взяла верх. И теперь антрепризная афиша пестрит такими перлами, как «Хочу вашего мужа», «Где у вас кровать?» или «Какой идиотизм родиться женщиной». Некоторые постановки идут уже по 10–15 лет, и публики на них не убывает.
Так что понять директора драмтеатра можно. Тем более что от предшественника театр ему достался в управление с долгом в двадцать миллионов рублей. И тут, как по заказу, в Россию пришел Рей Куни. «Он, она, окно и тело» кормит Красноярскую драму уже восемь лет. Часть исполнителей, включая главного героя, поменялась, декорации давно обветшали, а публика все ходит и ходит. Даже неудобные залы разных ДК, где драма сейчас вынужденно играет (с января 2012 года историческое здание театра находится на реставрации), упорного зрителя не отпугивают.
Куни — король Красноярской сцены. Еще в прошлом сезоне его «Слишком женатый таксист» шел в ТЮЗе (хотя непонятно, какое отношение пьеса про таксиста-многоженца имела к репертуару Театра юного зрителя). «Свой Куни» есть и в Красноярском музыкальном театре — все рекорды посещаемости в нем уже почти два года бьет спектакль «Голубая камея» на музыку Кима Брейтбурга, именуемый мюзиклом. Любовная история княжны Таракановой и графа Орлова, только с неожиданно счастливым финалом, нашпигована попсовыми песенками, которые исполняются под примитивную минусовку.
В Красноярской драме, однако, далеко не все печально. Ключевая фигура тут — главный режиссер Олег Рыбкин, который возглавляет театр с 2006 года. Ученик Петра Фоменко, он именно здесь еще в 90-е выпустил свой дипломный спектакль «Свадьба Кречинского». До его возвращения в качестве главного режиссера театр долгое время числился в крае в середнячках. Все приглашенные постановщики дружно хвалили труппу, на краевых фестивалях ее актеры время от времени получали награды. Но призы за лучший спектакль и лучшую режиссуру в те годы делили между собой два театра — минусинский под руководством Алексея Песегова и норильский (его тогдашний главный режиссер Александр Зыков сейчас возглавляет новосибирский «Красный факел»).
С приездом в Красноярск Рыбкина акценты сменились. Начал он с классики. Еще на «смотринах» на должность глав ного режиссера краевой драмы выпустил «Таланты и поклонники» Островского, которые сразу же вывез на два фестиваля — «Островский в доме Островского» в Малом театре и «Волжские театральные сезоны» в Самаре. Продолжил классическую цепочку спектаклями «Король Лир», «Трехгрошовая опера», «Чайка». Все они были поставлены в традициях школы Фоменко: со знакомых классических текстов под рукой режиссера словно слетала пыль времени. Те же «Таланты и поклонники» режиссер, как он сам выразился, попытался немного «очеховить», а «Чайку» поставил иронично-провокационно — не изменив ни строчки в тексте Чехова, но нашпиговав действие эротическими сценами разной степени откровенности. Информация о «порнографической» «Чайке» задолго до премьеры просочилась в город, и уже на первые показы билетов на нее было не достать. После чего спектакль получил несколько номинаций на «Золотую маску» (впервые в истории Театра им. Пушкина) и «облетел» еще с десяток российских фестивалей.
И все же главное достижение Рыбкина в том, что он принципиально изменил отношение красноярцев к современной драматургии. В то время как «Глобус» из соседнего Новосибирска ставил у себя «Ю» Ольги Мухиной, «Mutter» Вячеслава Дурненкова и «Господина Кольперта» Давида Гизельмана, в Красноярске на полном серьезе осуждали «безнравственность» безобидного «Детектора лжи» Василия Сигарева. Причем на секции отделения СТД, хотя «Детектор» шел в антрепризе.
В театре им. Пушкина в те же годы выпустили спектакль «Бывшие сестры» по пьесе Андрея Васильева, в котором две взрослых сестры обсуждают взаимные обиды, накопившиеся с детства. Резкие диалоги пьесы, лишенные, однако, ненормативной лексики по сравнению с языком новой драмы кажутся просто вегетарианскими. Но исполнительница одной из ролей Галина Саламатова рассказывала, как однажды и на этом спектакле зрительница не выдержала: «Она сидела на первом ряду. Встает прямо во время акта, хлопает креслом и говорит: „Задолбали, блядь!“».
Спустя почти пять лет фестиваль современной драматургии «ДНК» («Драма. Новый код»), инициированный Рыбкиным, стал в Красноярске чем-то само собой разумеющимся. Как и у «Любимовки» в Москве, у «ДНК» в Красноярске есть свои поклонники. «ДНК» привлек в Красноярск молодых режиссеров. На нем публика познакомилась с Романом Феодори и Егором Чернышовым, Семеном Александровским и Дмитрием Волкостреловым, Германом Грековым и Юрием Муравицким.
А начинался «ДНК» в 2007 году с читок пьес на первой Красноярской ярмарке книжной культуры (КрЯКК), которую проводит Фонд Михаила Прохорова (он и сейчас продолжает финансировать «ДНК»). С новой драмой неподготовленных слушателей знакомили аккуратно. Чтобы не шокировать, самые провокационные пьесы выделили в специальную вечернюю программу «Запретный плод», с ограничением по возрасту. Кульминацией экстрима стала пьеса «Немецкие писатели-трансвеститы» Константина Костенко — ничего более яркого, острого и эмоционального на всех пяти фестивалях не было.
Помимо читок пьес и их обсуждений на «ДНК» появились кинопоказы и чтение современной поэзии. После реставрации театра, как ожидается, в программу вольются выставки актуального искусства и contemporary dance. Так что фестиваль драматургический постепенно становится фестивалем современного искусства — теперь оно в Красноярске уже точно есть.