© Гюнай Мусаева / Международный Дягилевский фестиваль, Пермь. На фото: спектакль «Камилла» Анны Гарафеевой
В Перми завершился Международный Дягилевский фестиваль. Главные темы программы этого года: место женщины в обществе, смерть – ментальная и физическая, природа насилия и свободы. Корреспондент ТЕАТРА. – о событиях Дягилевского-2018.
Открывался фестиваль громкой премьерой: «Жанной на костре» Артюра Онеггера в интерпретации Ромео Кастеллуччи и Теодора Курентзиса. Это не первый опыт сотрудничества двух мэтров (вместе они уже сочиняли «Весну священную» для Рурской триеннале в 2014-м) и не первое обращение итальянского режиссера к истории национальной героини Франции. Но если в недавней лионской постановке хор находился за сценой, то в Перми он стал полноправным участником действия – наряду с драматическими актерами Одри Бонне и Дени Лаваном, оркестром и многочисленными статистами. Премьера шла три дня подряд и вызвала настоящий ажиотаж: на нее съехались не только столичные критики и эксперты «Золотой маски», но и меломаны из регионов, так что самим пермякам попасть на спектакль было трудно. В этом смысле интересна дальнейшая судьба драматической оратории – будет ли она исполняться в Перми чаще, чем «Травиата» Уилсона, которая идет блоками 1-2 раза в сезон, или сошедший со сцены после фестиваля и московских гастролей «Носферату» Терзопулоса?
Еще одной российской премьерой, не имеющей, правда, никакого отношения к Перми (но зато имеющей отношение ко всем нам) стал дважды показанный спектакль Алана Плателя «Не спать». Последовательный адепт танц-театра, наследник по прямой Пины Бауш, неоправданно редко бывает в России, где его любят, но недостаточно хорошо знают. Случайные зрители, незнакомые с авторским методом бельгийского хореографа (смешение стилей, тотальная эклектика, отсутствие авторитетов и авторитарности, постоянное сотрудничество с непрофессионалами и искренний, непоказной интерес к неконвенциональному, нестандартному телу), недоумевали: «Разве ж это танец?». Однако для Плателя танцем становится абсолютно все: поглощение пищи, бег по кругу, секс и даже статика. Он строит свой балет на контрастах – восемь мужчин и одна женщина, белые и чернокожие, высокие и маленькие, быстрый темп и медленный, музыка и тишина. Начинается все со сцены насилия (танцовщики агрессивно рвут друг на друге одежду, дерутся, нанося физические и моральные удары, а после побоев обрушивают друг на друга поток ругани), которая вызывает у зрителей одновременно и отвращение, и трепет. «Почему мы так любим воевать?», «За что мы боремся?», «Получаем ли мы удовольствие, когда видим кровь?», – спрашивает хореограф во время обсуждения спектакля. Зрители отвечают по-разному, и лишь кто-то один честно признается, что не видит другого объяснения, кроме того, что «такова, видимо, природа человека».
Эту нашу звериную суть и изучает Платель, начинавший когда-то как педагог-дефектолог. Делает он это совершенно безоценочно, не развешивая ярлыки и не табуируя недозволенное. Как в движении для него нет ничего невозможного, немыслимого и запретного (балет чередуется с хип-хопом, а контемпорари – с акробатикой), так и говорить со сцены артисты могут все, что придет в голову. А в финале – окончательно разрушить границы, выйдя в зал, пробежавшись босиком по креслам и поправ грязными стопами бархатную обивку лож. В этот момент все, наконец, становятся равны, границы стираются, насилие оказывается ненужным и исчерпывает само себя. Самый эмоциональный, жесткий и бескомпромиссный спектакль фестиваля оказывается гимном единения и человечности, плачем по утраченным корням и связям, но одновременно и возвращением к ним. Вторая симфония Малера звучит в смелом и неординарном исполнении «Современного балета Бельгии» как музыка света и тьмы, музыка сомнений и прозрений, музыка цельного, хоть и дисгармоничного, человека, еще не окончательно разъятого войной и социальными катаклизмами.
Подобной целостности неизменно ищет в своем творчестве и Мередит Монк. Легенда перформативного искусства, приезжавшая в Россию в далеком 2011 году на единственный закрытый концерт в Эрмитаже, в Перми дала сразу два представления – что непросто, учитывая ее преклонный возраст и то колоссальное количество энергии, которое она вкладывает в каждое выступление. Вместе с командой (так и хочется написать, «бандой») более юных соратниц великая Мередит двигалась, взаимодействовала и просто была. Возможно, чересчур затянутые и концептуальные «Песни клетки» – не самое выдающееся ее произведение, но одно то, как Монк существует в огромном зале, как обогревает собой холодный ледовой дворец, как светится каким-то необыкновенным внутренним светом, заслуживает отдельного разговора. Любоваться на нее можно бесконечно. Пусть само действо больше напоминает тренинг, чем шоу (и потому аплодисменты в финале выглядят довольно нелепо), но равных семидесятипятилетней Мередит по силе воздействия на психику поискать. Жаль только, что в Перми она не давала отдельный воркшоп и не учила искусству тотального «презенса». Уверена, многим это было бы полезно в плане и личностного, и профессионального роста.
В еще одном показанном на фестивале перформансе аплодисменты были отменены вовсе, а тема тяжелой женской судьбы прозвучала куда более громко и отчетливо. Речь о «Камилле» Анны Гарафеевой, посвященной печальной истории жизни и творчества Камиллы Клодель, музы и жертвы Огюста Родена, наложницы и заложницы гениального скульптора. Гарафеева целый час в полном одиночестве двигается среди рассыпанного на сцене песка (на самом деле это всего лишь тонна манной крупы, использовать которую вместо каменной пыли придумала художница Ксения Перетрухина), под жутковатую – то шипящую, то хрипящую, но однозначно сводящую с ума электронную музыку Алексея Ретинского. Танцовщица обнажена по пояс и оттого кажется еще более беззащитной. Помощи ей ждать решительно неоткуда – не от мраморных же глыб в самом деле, тут и там разбросанных по сцене! Сначала Анна/Камилла еще на что-то надеется, но потом из ее тела постепенно уходят и жизнь, и страсть. Не помогают ни созданные за много лет одержимого творчества скульптуры, ни былые чувства, с которыми танцовщица расправляется в припадке гнева. Но уничтожив себя, она спасает всех остальных – по крайней мере, зрители явно испытывают благодарность, не желая покидать зал, где Камилла истово расчищает место для погребения. Перформанс длится куда дольше заявленного в программке часа и мог бы длиться вечно, если бы публике не пора было бежать на следующий концерт.
Калейдоскоп событий и, как следствие, переизбыток впечатлений – бич каждого мало-мальски представительного форума. Но на Дягилевском вкушать искусство приходится действительно ложками. Робер Лепаж и Изабель Караян, Алексей Любимов и Александр Мельников, Алексей Гориболь и Леонид Десятников – именам нет конца. И надо всем этим – арт-директор фестиваля, который начинает его за пультом в оркестровой яме во время премьеры «Жанны на костре», а заканчивает на сцене, где объединенный фестивальный оркестр играет Четвертую симфонию Густава Малера. Как Теодор Курентзис и его музыканты выдерживают нечеловеческую нагрузку, свалившуюся на них (или добровольно выбранную?) в эти две недели – загадка. Со стороны кажется, что это невозможно. Лично мне уже на второй день захотелось сделать паузу, прерваться, подумать о том, что на самом деле говорит нам фестивальная программа. За спасительным сном я отправилась на ночной «Sleep concert» (еще одна фестивальная традиция – проводить концерты поздно вечером или даже ночью, часто в непредназначенных для этого помещениях вроде Пермской Художественной галереи), где шаманили Николай Скачков и Сергей Полтавский. Целительное музыкальное действие в ту ночь спасло меня от локального недосыпа, но вскоре я снова поняла, что фестивальный девиз этого года – НЕ СПАТЬ – не фигура речи, а руководство к действию. Спала я в итоге мало, а работала много – видимо, это и правда так было задумано. Думаю, тут фестиваль наследует, прежде всего, великому импресарио, имя которого носит. Как, впрочем, и во многом другом: именно Сергей Павлович Дягилев открывал новые имена, по-своему ратовал за междисциплинарность и верил в целительную для общества и отдельного человека силу искусства. Очень хочется верить, что его принципы будут актуальны для родного города не только одиннадцать фестивальных дней, но и дальше.
Подробнее о спектакле Ромео Кастеллуччи «Жанна на костре» – в ближайшие дни в тексте Аи Макаровой