Алла Демидова: «Чаще играйте женщину!»

Алла Демидова (Гертруда) и Владимир Высоцкий (Гамлет) в «Гамлете», Театр на Таганке, режиссер Юрий Любимов, 1971

Готовя гендерный номер, Театр. не мог не побеседовать с единственной в пространстве советского и постсоветского театра актрисой, за которой всегда тянулся шлейф мужских ролей.

Алла Шендерова: Алла Сергеевна, была с самого начала какая-то заветная мужская роль, которую вам хотелось сыграть?

Алла Демидова: Мне сейчас кажется, что нет. Точно нет.

Но вот даже у меня, не актрисы, была.

Алла Демидова: Тогда рассказывайте сначала вы!

В 19 лет я прочла «Приглашение на казнь», и у меня началась депрессия: я поняла, что если ты «непрозрачен», как герой Набокова, то вся жизнь будет приглашением на казнь. И всерьез задумалась, не стоит ли все это оборвать. Но чем глубже я вчитывалась в текст, тем больше понимала, что и по фактуре, и по внутренним данным могла бы сыграть Цинцинната Ц. И так интересно мне было придумывать эту роль, что меня отпустило.

Алла Демидова: Вы правы: любая мужская роль действительно интереснее женской. Забавно — я сейчас вспомнила: моя самая первая роль, в школьном драмкружке, — бобыль Бакула в «Снегурочке». И в кино я играла мужскую роль — в «Дворянском гнезде» Андрона Кончаловского был эпизод по рассказу «Певцы». То есть это даже не роль была, а функция: я сидела в трактире среди мужиков, бороденка, кажется, у меня была наклеена — Кончаловский както мне это напомнил. Но вообще, когда женщина играет мужскую роль — это тема не для удивления, а для размышления. Другое дело, что, как только ты играешь сильный характер, ум, талант, как только переступаешь через табу, вокруг тебя сразу же возникает лесбийская тема. А меня это никогда не интересовало.

При этом женщины мужчин всегда играли всерьез, а наоборот это почти всегда травестия, «здравствуйте, я ваша тетя».

Алла Демидова: Нет, это только в ХХ веке. Медея, которую в античном театре играл мужчина, совсем не травестия. В Медее главное — не любовь и даже не измена, а предательство, она ведь первая предала: отца, родину, брата. Любое зло аукается — и она это принимает на себя. Но в ситуации предательства может оказаться и мужчина и женщина. С другой стороны, есть женские роли, где играется только пол.

И их 99%.

Алла Демидова: Да. Вот потому, кстати, мне никогда не нравилась Анна Каренина. И мне никогда не хотелось ее играть — потому что она очень женщина.

Играя Машу в любимовских «Трех сестрах», вы тоже играли пол.

Алла Демидова: Я вам так скажу: есть душа и есть дух. Душа — это драма, это Чехов. Душа может быть и женская и мужская, она имеет пол, и женская душа всегда болит больше. А есть дух — и он пола не имеет. Дух — всегда трагедия. Потому в драме распутывать женские и мужские роли надо по-разному. Трагедия же пола не имеет.

Окончив Щуку, вы отправились на показ в Театр имени Маяковского, чтобы подыграть своему сокурснику Виктору Речману: он — Лаэрт, вы — Гамлет. И Охлопков тут же предложил вам сыграть Гамлета — в том известном спектакле, где до вас его играли Евгений Самойлов и Эдуард Марцевич. Сколько у вас было репетиций?

Алла Демидова: Две или даже четыре — с Охлопковым. Но, понимаете, кто бы со мной тогда ни говорил, мне казалось, что все это лишнее — надо сразу показывать, а не разговаривать об истории пьесы. В итоге я совсем не помню, что он говорил, почему он хотел, чтобы Гамлета сыграла женщина. Зато помню его самого, его комнату, атмосферу. На репетиции всегда сидел Алексей Кашкин. И Охлопков потом оставил меня Кашкину — чтобы тот показал мизансцены. И в первую же репетицию Кашкин спросил меня: «А челочка у вас под Бабанову?» Но мне-то казалось, что я намного круче! В общем, с Кашкиным у нас не заладилось. У меня ведь уже был в голове Гамлет, а меня переиначивали. Это сейчас я понимаю, что можно идти в любую сторону, а тогда: «Меня переделывать?! Да идите на фиг!» — решила я и вернулась на Таганку. Не то чтобы вернулась — я ведь не увольнялась, я бегала между театрами.

А как возник знаменитый снимок Валерия Плотникова: с челкой, рапирой и в белой рубашке — это как-то связано с вашим интервью «Почему я хочу сыграть Гамлета» («Юность», 1968, № 8. — «Театр»)?

Алла Демидова: Нет, это все совпадения: Гамлет в Щуке, потом несколько репетиций у Охлопкова. Потом, я помню, приехал наш с мужем приятель Митя Федоровский и сказал: надо заработать деньги — придумайте идею для «Юности». Так возникло это интервью. Вообще, это все такие домашние радости, которые потом становятся полумифами. Эта знаменитая фотография — из их числа. У жены Плотникова, вернее, у его тестя была огромная квартира недалеко от МХАТа. Мы нашли там рапиру, я была в белой рубашке, на которую Плотников повесил свой медальон. Мы начали снимать, но в это время пришел хозяин квартиры — и мы быстро смылись, так что от проекта осталась только пара дублей. Но все это были какие-то случайности, которые постепенно складывались одна к одной, — так получилась идея.

И эту идею — сыграть Гамлета — вы подали Высоцкому.

Алла Демидова: Ну да! После интервью в «Юности» он так и сказал: ты подала мне хорошую идею. И два года после этого ходил за Любимовым и просил: дайте мне сыграть Гамлета.

Вы говорите, что к тому времени уже придумали своего Гамлета. Каким он был?

Алла Демидова: Хотя курс наш был очень образованный и умный, но я себя считала образованнее и умнее. И поэтому для меня Гамлет — это прежде всего рефлексия. Возможность думать и говорить о том, что такое смерть и жизнь. Вероятно, это была бравада: мол, я вам покажу, что такое умный актер. А Кашкину важнее были чувства. Что правильно, потому что чувственные взрывы у Гамлета — они есть! Но меня тогда еще не притягивала иррациональность, это началось потом, после чтения Льва Выготского. Он натолкнул меня на мысль, что все пропускают самое главное — разговор с Призраком, после которого Гамлет становится совершенно другим. Может, конечно, это еще совпало с моим увлечением эзотеризмом, но эту идею мне очень хотелось воплотить — и я все время нашептывала ее Володе Высоцкому, а он — Любимову. Но Любимов — не мистик. Понимаете, эта роль бесконечна. Говорят, Лоуренс Оливье играл умного Гамлета — судя по фото, это так. А, предположим, Пол Скофилд играл более эмоционально. Но объединить все не удавалось еще никому, потому что там очень разные монологи. «Что он Гекубе…» — это почти эмоции ребенка, детские слезы. И вдруг рядом рефлексия философа. Или сцена с матерью — тут надо играть мужскую силу, презрение к женщине. Но я никогда не видела, чтобы кто-нибудь сыграл всё — всегда тянут в какую-то одну сторону.

В записи «Доброго человека» середины 60-х годов у вас очень высокий голос. Как вы собирались играть Гамлета?

Алла Демидова: Я вообще не могу слышать записи тех лет. Мне очень часто после «Антимиров» Борис Хмельницкий говорил: не пищи. И я умела не пищать, но поскольку все вокруг пищали — и я пищала. Но у меня был и другой голос, были верхи и низы. Просто записи — технически — этого не передают.

Похоже, вы так долго вглядывались в Гамлета, что он стал вглядываться в вас. Я случайно стала свидетелем, как на 35-летии Таганки Роберт Уилсон, увидев вас в роли матери Янга Суна в юбилейном «Добром человеке из Сезуана», тут же предложил вам сыграть Гамлета.

Алла Демидова: Нет-нет, сперва он как раз предложил Орландо. Но я сказала: нет, вы уже поставили это с Изабель Юппер и с Уте Лампер и мне не хочется быть третьей. Он говорит: тогда возьмите моего Гамлета. Но я видела его моноспектакль «Гамлет» и сказала: «Ведь вы его сделали для себя!» Он спросил: «Тогда что?» Я предложила «Записки сумасшедшего» — он сперва очень удивился.

То есть вы опять выбрали мужскую роль.

Алла Демидова: Не мужскую! Я предложила сыграть памятник Гоголю — тот, который сидит во дворе дома № 7 на Никитском бульваре. Что такое сумасшествие на сцене? Офелия играет сумасшествие, но все знают, что актриса именно играет — хорошо или плохо, не важно. А вот что такое настоящее сумасшествие на сцене? Это когда актриса думает, что она памятник Гоголю! Вот с та-а-ким металлическим носом, в шинели — и сидит в той же позе. Когда Роберт увидел памятник, он сразу ухватился за этот нос. Вообще, ему вся эта идея понравилась. Но… так случилось, что я отказалась поехать в его Watermill Center. И признаться, жалею, что мы это не осуществили. Повторю: у моего персонажа не было бы пола, потому что сумасшествие пола не имеет. Я бы играла не Поприщина, а разные проявления человеческого сумасшествия.

Через два года вы все же сыграли Гамлета — в спектакле Теодора Терзопулоса «Гамлет-урок».

Алла Демидова: Мне понравилось, что Боб Уилсон начинал Гамлета с конца: со слов «Дальше — тишина». Тишина, т. е. смерть, — дальше идут сны, и в этих снах он играет все гамлетовские монологи. Это хороший ход! Он, кстати, использован и в одном голливудском фильме, где две звезды продолжают жить после автокатастрофы, но на самом деле это живут их сны. Словом, тема не новая. Но когда возникло предложение Терзопулоса, я придумала новый ход: начать со сцены с актерами. Я не Гамлет — я актриса, которая дает мастер-класс. Так начинается игра, которая меня затягивает — я не могу вернуться в реальность. Мне кажется, идея была неплохая. Но, честно сказать, этот спектакль был «не дошит» до конца — Теодору стало скучно, и возникли случайности. Случайно нашлись два женских кимоно, в которых я становилась Офелией и Гертрудой…

С кимоно как раз было здорово! Меня тогда очень удивило, что вы были так беспощадны и к Офелии, и к Гертруде — так зло к своему полу актрисы обычно не относятся. Вы ведь вообще не адвокат, а прокурор своих персонажей.

Алла Демидова: Знаете, я ведь очень долго училась и вначале очень плохо играла, но мне попадались хорошие партнеры, а у меня были уши. Например, Николай Сергеевич Плотников, с которым мы вместе оказались в доме отдыха в Репино (он должен был играть Лира, а я шута в фильме Козинцева), сказал мне очень хорошую фразу: любую роль надо оплакивать. И с тех пор я репетирую и учу текст в лесу — и там я от души плачу, жалею своих героинь. С другой стороны, человечество так несовершенно, так много дураков и зла — потому, наверное, и выходит безжалостно.

Как возникла идея с шутом?

Алла Демидова: Плотников был вызван к Козинцеву на роль короля Лира. Там пробовали шутов — и он попросил Козинцева, чтобы и меня попробовали. Была очень удачная проба: моя короткая стрижка, худоба — все оказалось к месту. Плотный, коренастый Лир и рядом с ним бесполое, бестелесное существо.

Но шута в «Лире» вы так и не сыграли.

Алла Демидова: У Плотникова случился инфаркт, и его заменили Юри Ярветом. И сразу возник Олег Даль. Но, в принципе, в то время чисто внешне что я, что Даль — одно и то же.

Так или иначе вы все же произвели некую сексуальную революцию на сцене, когда в 1993-м первой сыграли по-русски «Квартет» Хайнера Мюллера. До вас, кстати, никто на нашей сцене не произносил слова «эрекция». Вы понимали, что это эпатаж?

Алла Демидова: Нет, я об этом не думала. Это же игра! А в игре, как мы уже говорили, чем дальше отходишь от себя, тем интереснее. И вообще, «Квартет» — это скорее насмешка над полом, это не про совращение и адюльтер, а про любовь: тот случай, когда из-за любви разрушают друг друга. Мюллер написал «Квартет» во внутреннем диалоге со своей женой, поэтессой Инге Мюллер, покончившей с собой так, как собирается сделать это героиня его пьесы: сунув голову в духовку. Говорят, она была талантливее его. Но я понимаю, к чему вы клоните: в «Квартете» персонажи «перекидываются» полами — и мы с Димой Певцовым это играли.

Детский вопрос: вы хотели бы родиться мужчиной или женщиной?

Алла Демидова: В принципе, все равно. Но для моей профессии быть мужчиной, конечно, удобнее — ролей больше. И вообще у мужчин больше возможностей. Вот слышите: дверь хлопнула — муж пришел. Все равно я ему чай готовлю, а не он. Но вообще, хочу вас спросить: вот вы для кого одеваетесь?

Для себя.

Алла Демидова: И неправильно! Женщина должна одеваться для мужчин. И кокетничать с каждым, начиная с водопроводчика. Эмансипация ни к чему хорошему в России не привела. «Ах, вы с нами равны? Ну так давай, клади рельсы!» Мой совет: чаще играйте женщину. Я всегда это делала — старалась казаться глупее мужчины и соблюдала пристройку снизу. Но это в жизни. На сцене — никогда.

«Гамлет-урок»

Моноспектакль Аллы Демидовой «Гамлет-урок» был поставлен Теодоросом Терзопулосом в афинском театре Attis в 2001-м, в том же году во время Всемирной театральной олимпиады его сыграли в Москве. В версии Демидовой (инсценировка была сделана самой актрисой) датский принц показывал язык, ухмыляясь пустым глазницам Йорика; хохотал, ругая себя за промедление в мести; заливался слезами, а потом вдруг бил себя по заду — «Кому охота дать мне тумака?..»

Парадоксальные реакции и безудержность сочетались в этом «Гамлете» с ровным, по-немецки корректным (Терзопулос — ученик Хайнера Мюллера) тоном урока в театральной школе. Спектакль начинался с мастер-класса, который Демидова проводила для двух молодых греческих актеров — прямо на глазах у публики. Она выходила к зрителям, произнося реплики Гамлета, приветствующего бродячих актеров, но создавалась иллюзия, что это мысли, выстраданные ею за годы собственного актерства. Она не настаивала: «Я Гамлет» — и не играла мужчину, хотя ее облик был по-мужски элегантен, а лишь показывала несколько отрывков из пьесы и смущенно улыбалась, возвращаясь к ученикам. Похоже, суть этого «урока» была в том, что с каждым показом актеру все сложнее возвращаться в реальность. Трудно сказать, кто уходил в финале — сама актриса, разбрасывавшая листочки с ненужным более текстом (жизнь сыграна, больше научить нечему), или Гамлет. «А пока / Остаток дней в моем распоряженье, / Хоть человеческая жизнь и вся — / Чуть рот открыл, сказал раз, два — и точка», — по-юношески бесшабашно, почти танцуя, произносила Демидова, отходя в глубину сцены и растворяясь в темноте.

По тому, как умно и остроумно был выстроен текст, чувствовалось, что над «Гамлетом» Демидова размышляет много лет. Месть для ее Гамлета оказывалась не главным. Важнее было устоять, соприкоснувшись с миром Непознанного. Этот датский принц был нежен и одновременно аскетичен, его рефлексия доходила до самоистязания. Истязал всех, кто ему дорог: глумился над матерью, хлестал Офелию по лицу упругим стеблем лилии.

И Офелию, и Гертруду играла сама Демидова. Накидывала тяжелое цветное кимоно, на левую руку надевала красную бархатную перчатку. Левая — рука Гертруды — кокетливо манила и извивалась, правая — рука Гамлета — как бы душила левую: змеиная женственность и яростная прямолинейность. Интонации матери становились пародией на Гертруду, сыгранную Демидовой в знаменитом спектакле Любимова, слова Гамлета звучали резко, как пощечина.

В Офелии (цветное кимоно сменялось белым) главным оказывалась причудливая пластика и шаржированный девический щебет, сквозь который прорывались реплики принца. «Я вас н-не л-любил!» — произносила Демидова, продлевая согласные, как когда-то делал Высоцкий. Эти сцены, стилизованные под японские миниатюры, действительно можно назвать уроком актерского мастерства.

«Квартет»

В январе 1993 года на малой сцене Таганки вышел спектакль «Квартет», поставленный Теодоросом Терзопулосом для Аллы Демидовой и ее театра «А». Режуще-откровенная лексика и утонченно-непристойные детали сбили с толку многих зрителей. «Квартет», поставленный по пьесе тогда еще мало известного у нас Хайнера Мюллера, переиначившего «Опасные связи» Шодерло де Лакло, восприняли как что-то из репертуара Генри Миллера. Его «Тропик Рака» незадолго перед тем шокировал постсоветских людей, с детства усвоивших, что «в СССР нет секса». Это была досадная ошибка. «Квартет» в постановке Терзопулоса, как Чайковского в известном анекдоте, надо было любить за другое. Это был эстетский спектакль, удивлявший чистотой и выверенностью всех партитур: голосовой, пластической, световой, звуковой.

Отчаянный цинизм и душевный хаос героев, мотивированные у драматурга тем, что действие происходит в бункере периода третьей мировой войны, в спектакле дорастали до поэтического обобщения. Мелодраматической коллизии Демидова придала черты не любовной драмы даже, а трагедии. Физиологические откровения, цинизм и садизм персонажей по отношению друг к другу — все оказывалось лишь маской, скрывавшей подлинное чувство. Чувство такой силы, когда, как в «Федре» Цветаевой, уже недостаточно вместе лечь — нужно вместе умереть. Русский вариант «Квартета» шел в Москве недолго. Следующие совместные работы Демидовой и Терзопулоса («Медея» Мюллера — Еврипида и «Гамлет-урок» по Шекспиру) были сделаны уже в Греции.