Новый феминизм по-французски: за вашу и нашу свободу

На фото - сцена из спектакля "Hâte" © Thebert Fillibert

Журнал ТЕАТР. разбирает на свежих примерах из французской жизни, в каких направлениях разрабатывается феминистская повестка в современном театре и с чем она сопрягается.

Феминизм — это гуманизм. Он всегда идет рука об руку с борьбой за другие базовые гражданские ценности и права. История движения за равные права женщин, детей, животных, национальных и сексуальных меньшинств, чернорабочих и обслуживающего персонала — это всегда одна и та же история борьбы за социальную справедливость. «Черные пантеры» в своей борьбе обращаются к опыту суфражисток, вегетарианцы — к опыту активистов ЛГБТ и т. п. И, как правило, те, кто стоит в анавангарде одного направления, всегда поддерживает борцов из соседнего лагеря угнетенных. Ведь всем понятно: кто грубит уборщице, тот скорее всего и кота пристукнет, и с женой/коллегой/незнакомкой церемониться не будет, и бабушку облапошит, и бомжа в мороз из подъезда выгонит. Исходя из постулата о солидарности, рассмотрим три спектакля из недавней парижской афиши с очевидной феминистской повесткой. При этом все они содержат множество тематических, идейных, стилевых и прочих различий.

Одомашнивание: права животных и радикальные телесные практики

Событием начала сезона 2018-2019 в Париже стал второй сольный проект Hâte («С нетерпением») киноактрисы и театрального автора Летисии Дош — чувственный дуэт с дымчато-белым конем по имени Коразон. Летисия сама его сочинила, поставила и исполнила. Субъектность второго исполнителя — коня — с самого начала поставлена во главу угла. Чтобы исключить любую эксплуатацию животного во имя зрелищности, проделана огромная работа. Хореографию корректировал специальный коуч Жюдит Загюри из конного театра Шанжу, известного своим бережным отношением к животным-партнерам. Как мы узнаем в самом конце спектакля, за сценой прячется еще одна лошадь — друг Коразона, роль которого сводится к тому, чтобы пахнуть, подбадривать дружеским ржанием и придавать уверенность тому, кто оказался в свете прожекторов. С самого начала авторы проекта решили придерживаться в его производстве серьезных этических ограничений, связанных с благополучием участников, — медленный транспорт, краудфандинг, театры-партнеры, окруженные большим парком (удачным образом среди них оказались Види-Лозанн и Нантерр-Амандье).

Формально Hâte — история любви. Разочаровавшаяся в людях, их политической и романтической несостоятельности, 38-летняя актриса находит родственную душу в том, у кого, согласно некоторым представлениям, ее быть не должно. Тут же под вопрос ставятся каноны красоты и мужественности — грациозное животное само по себе прекрасно и не нуждается в принце-аксессуаре.

Раз ее партнер не носит одежды, то и Летисия решается полностью обнажиться на сцене — продолжая работу над осмыслением телесности, начатую ею в прошлом году в первом французском спектакле иконы феминистского театра Кэти Митчелл «Смертельная болезнь» по тексту Маргерит Дюрас в театре Буф-дю-Нор. Выполняя требующие особой подготовки фигуры и движения, в собственном спектакле Летисия Дош повторяет канонические живописные образы (амазонка, Леди Годива в Ковентри, языческие ритуалы плодородия). Сцена покрыта песком, а расписным задником служит дивной красоты фотофон с романтическим пейзажем, который, с одной стороны, предлагает образ райской идиллии, а с другой — тщетности и иллюзорности. Конь то и дело принимает напечатанные деревья за настоящие. И в этом узнается алармистско-экологический подход сценографа спектакля Филиппа Кена, не устающего повторять, что скоро не останется ни лесов, ни рек, а будут одни картинки и мультимедиа-симулякры.

Иллюзия благополучия, невозможность истинной близости и длительных отношений, дихотомия мастера и слуги, подчинения и насилия, существующая не только между мужчиной и женщиной, но и между разными странами, между человеком и природой — все это составляет сюжетную арку текста Дош. Настоящим триггером становится тот самый шаг от ненависти до любви и обратно — сначала девушка приманивает коня морковкой, говорит с ним о любви, о равенстве, строит планы на будущее, а потом разочаровывается в его бесчувственности и берет в руки хлыст, молит о прощении и снова нападает на коня с еще большей жестокостью.

Телесность, сексуальность и равноправие становятся в спектакле одновременно темой и для серьезного разговора, и для иронического исследования реальности театральными методами. Достаточно сказать, что Дош демонстрирует талант чревовещания, подавая низким голосом реплики за своего партнера — не очень интеллектуального персонажа, но здорового и сильного, с большим сердцем. Наедине друг с другом, на природе они все время говорят о любви, о том, насколько вообще возможны физические отношения между ними. Мы такие разные, ты животное, я человек, мы говорим на разных языках — и все-таки мы вместе. Обаяние этого текста, с одной стороны, в его формальной искренности (актриса Летисия Дош от первого лица рассказывает коню о своих переживаниях, он внимательно слушает, шевелит ушами), с другой — в его радикальности. В доведении до крайности — до цирка, до буффонады — устойчивой банальной коллизии: трансформация привязанности в приручение, жестокость одомашнивания. И нет никаких сомнений в политической и эстетической сознательности автора, в том, что Дош знает, о чем говорит, когда рассказывает коню о своем посещении лагеря беженцев в Кале и о прекрасных сирийцах с миндальными глазами, у которых нет дома.

Характерно, что, рассказывая о работе над Hâte, Летисия Дош детально разбирает вестерны и другие связанные с лошадьми жанры искусства и часто цитирует слова Махатмы Ганди о том, что величие и моральный прогресс нации можно измерить тем, как она относится к животным.

à propos

Автор сценических и критических текстов (выдающиеся актерские портреты для журнала Cahiers du Cinéma, например), Летисия Дош тщательно отбирает проекты, в которых участвует как актриса. Так, например, в 2019 году российская публика могла видеть в прокате награжденный на Каннском кинофестивале фильм «Молодая женщина» с Дош в главной роли — романтическую комедию о том, как трудно придерживаться своих убеждений в капиталистическом обществе вообще и в сегодняшнем Париже как его воплощении в частности. К слову, съемки фильма «Простая страсть» по роману Анни Эрно — еще одного важного женского голоса послевоенной французской литературы — проходили в Москве, и партнером Дош по площадке был татуированный танцовщик Сергей Полунин.

Из ее недавних заметных актерских театральных работ еще раз вспомним «Смертельную болезнь» Кэти Митчелл в Буф-дю-Нор. Камерный формат: два актера на сцене, одна актриса в рубке звукозаписи в наушниках читает текст, три оператора, звукорежиссер, костюмер (виртуозный), двое техников успевают делать перемены словно фокусники. Как известно, Митчелл работает с изображением, снимаемым и монтируемым в реальном времени. Из текста Дюрас о невозможности любви постоянный драматург Митчелл Элис Бёрч делает пьесу о невозможности интимной близости в мире тиражированных кинообразов. Летисия Дош с ее способностью в долю секунды превращаться из роскошной обнаженной женщины в нелепую растеряху в вязанной шапке — идеальная актриса для этой роли. Замкнутое пространство — комната, кровать, душ, лифт, коридор. Картинка как суррогат реальности, механика порно. Очень страшно видеть, как они быстро одеваются и раздеваются, принимают позу. Пока камера крупным планом дает лицо актрисы, партнер уже занимает позицию для следующей сцены.

Экономическое принуждение: аналитический свидетельский театр

Восходящая звезда французского театра Мохамед Эль Хатиб, режиссер и драматург марокканского происходжения, поставил целый ряд спектаклей про деклассированных, но очень симпатичных и живых людей. Одним из главных хитов прошлогоднего Осеннего фестиваля стал его свидетельский проект «Стадион» — о болельщиках не самого известного в мире футбольного клуба Ленц, расположенного в экономически депрессивном северном регионе Па-де-Кале, которые сохраняют человеческое достоинство и испытывают гордость за свой город, несмотря на отсутствие работы и насмешки болельщиков из других регионов. Спектакли Эль Хатиба драматургически напоминают конструкции Rimini Protokoll в том, что касается присутствия субъектов речи на сцене и глубокого, но в то же время увлекательного сценического анализа экономических отношений. С той разницей, что Эль Хатиб француз и разъясняет в своем искусстве прежде всего местные политические реалии. Почему во Франции 30 лет назад непривилегированное белое население рабочих окраин (презрительно маркируемое в Америке white trash) в большинстве своем голосовало за коммунистов, а теперь почти полностью на стороне крайне правых и Марин Ле Пен. Как образованное неолиберальное меньшинство за долгие годы у власти потеряло доверие этих людей и чем это может обернуться для всех нас.

Одной из героинь, давших имя другому его спектаклю, стала Коринн Дада — пожилая убощица из города Бурж, которую Эль Хатиб встретил во время театральной лаборатории в местном лицее. Подметающая полы после репетиций, приходящая раньше и уходящая позже всех Коринн Дада очаровала режиссера своими беспощадными шутками про «дадаизм» и про других уборщиц, которые выбрасывают из галерей экспонаты Трейси Эмин и Дэмиена Хёрста, путая их с мусором. В спектакле, носящим ее имя, она почти час одна на сцене в окружении тряпочек, ведер, швабр, промышленного моющего пылесоса и других орудий труда. Коринн Дада не мечтала быть уборщицей, об этом вообще никто не мечтает, просто у нее рано родились дети, со временем их стало четверо, и образование она получить не успела. А мечтала она, конечно, о балете. При всей любви к Шуберту, всему на свете она предпочитает «Лебединое озеро» и даже может станцевать из него несколько па.

Рядом с Дада в какой-то момент на сцене появляется танцовщица Элоди Гезу — контрастно молодая, гибкая и улыбчивая. Она может вымыть волосами пол или прочитать монолог из позиции «каракатица». Вскоре две женщины начинают выполнять одни и те же «па», которые могли бы пригодится и в процессе мойки окон, и для танца (см. почти одноименный балет Пины Бауш «Мойщик окон»). Гезу рассказывает, как занимается танцем с 6 лет и, несмотря на ежедневные тренировки, дисциплину и самоограничения, не имеет пока возможности больших заработков и творческого выбора и хватается за любую работу. (Тут в зале все, разумеется, смеются, потому что ну кто же из танцовщиц при других обстоятельствах согласится участвовать в хореографическом спектакле про уборщицу.) Несмотря на разность в возрасте и профессии, у Коринн и Элоди много общего — утомительная монотонность повторяющихся движений, неясные карьерные перспективы, инструментализированное тело, отсутствие социальных гарантий и пенсионных накоплений.

По структуре текста, а также в смысле хореографических иллюстраций «Я, Коринн Дада» иронически кивает в сторону другого известного французского документально-хореографического текста — «Вероник Дуано» Жерома Беля, в котором о своей зарплате и жизненных трудностях рассказывала балерина Парижской оперы. Смело сравнивая танцовщицу и уборщицу, ставя рядом двух женщин разного возраста, судьбы и телосложения, Мохаммед Эль Хатиб вслед за классиками дает возможность каждому почувствовать себя госпожой Бовари и разглядеть свои черты в зеркале творческого прекариата. По мере того, как условия труда во Франции становятся все менее защищенными, такой театр (как инструмент социального анализа) получает у публики большую поддержку.

à propos

Здесь нужно сделать небольшое отступление о том, что по мере планомерного разрушения социального государства, которое происходит во Франции последние 20 лет, условия труда в самых разных областях становятся все более спортивными (см. протесты интермиттантов в Авиньоне, новый закон о труде, приватизацию железных дорог, реформу образования и др.). Не только чувствительный творческий работник, но и молодой адвокат или журналист может сегодня с легкостью представить себя на месте Коринн Дада, и в этом смысле театр Эль Хатиба работает как действенный социоаналитический инструмент и точка индентификации.

Хороший дикарь: классический документальный монтаж

В обществе, где декларируется мультикультурализм, а квир- и экологическая повестка давно апроприированы правящей верхушкой, авторы часто обращаются к собственному происхождению, чувственному опыту и культурной памяти. В документальном тексте «Тени и губы» (этими двумя словами во Вьетнаме называют гомосексуальных мужчин и женщин) француженка вьетнамского происхождения и ЛГБТ-активистка Марин Башло Нгуян рассказывает историю гей-прайда в Ханое в контексте постколониальной истории разделенного на две части государства. Она цитирует путешественников XIX века, для которых тайские мужчины, женщины и дети одинаково некрасивы и одинаково развратны (т. е. подходят для сексуальной эксплуатации), а эпизоды расстрела американскими генералами своих беременных тайских любовниц смонтированы с разговорами высшего (привилегированного белого) общества о дикости местных нравов. Современных тайских активистов Марин Башло рисует в ироническом ключе, рассказывая о том, как гомосексуальные женщины ссорятся с трансгендерами и заключают фиктивные браки с гомосексуальными мужчинами, чтобы избежать давления семьи и общества. Зажатые между местными традиционалистами и повесткой международных организаций, которые все еще ассоциируются с другого рода давлением и диктатом колониальных властей, все они оказываются в изоляции, и прайд для них единственный способ выйти из тени, взяться за руки, солидаризироваться и заявить миру о своем существовании, даже если кому-то это может и не понравиться.

Самый чувствительный вопрос, на который у Марин Башло нет ответа, — как жить в репрессивном обществе подростку, который только начинает исследовать свою сексуальность и сам про себя до конца пока ничего не понимает, кроме того, что он отличается от других, — довольно универсальный и выходит далеко за рамки ЛГБТ-тематики. Ассоциация, основанная во Франции Марин Башло, называется «Деколонизация искусств». Она работает со случаями насилия и расовой или сексуальной дискриминации в сфере театра и кино. Университетские исследования Башло связаны с компаративным литературоведением и структурой нелинейных документальных нарративов, но в обычной жизни она пытается понять, почему чернокожему актеру суждено всю жизнь играть Отелло, а актрисе с азиатской внешностью не стоит рассчитывать на большее, чем роли Шен Те или Чио-Чио Сан.

Для группы драматургов Lumière d’aôut, частью которой является Марин Башло, правозащитная повестка всегда была частью ежедневной работы. В 2009 году в рамках этого объединения Башло придумала целый цикл спектаклей и лекций «Feministes?», спорящий с медийным образом феминистки как истеричного существа, эдакого сторожевого пса социальных сетей. В программе были ее собственные тексты: «Женщина — черный континент» на основе известного эссе Фрейда о женской сексуальности, «История женщин и моющих средств» — хроники пенитенциарного учреждения XIX века для несовершеннолетних преступниц, а также цикл лекций-дебатов под общим названием «Боевые лошадки», посвященный истории женского правозащитного движения и особенно тем ее фигурам, которые работали в точках пересечения расизма и сексизма. Героинями этого цикла были, например, Анджела Дэвис, Кристин Дельфи, Эльза Долрин, «Герилья герлз», Одра Лорд и другие.

à propos

Список некоторых текстов и видеоматериалов к первой конференции «Feministes?», которую Марин Башло провела в 2009 году:

— «Жители Тулузы!» — предвыборная программа Арии Ли (Toulousains!, Arria Ly, 1910);

— «Манифест 343-х» — подписанное Симоной Бовуар и еще 342 женщинами письмо в журнал Nouvel Observateur о декриминализации абортов с рассказом о собственном опыте (Manifeste des 343, 1971);

— сине-трактат «Ответы женщин» Аньес Варда (Réponses de femmes, Agnès Varda, 1975);

— «Дневник в четыре руки» Бенуа и Флоры Гру (Journal à quatre mains, Benoîte et Flora Groult, 1940-1945). Бенуа Гру — одна из основательниц французского журнала Elle и автор высказывания о том, что феминизм, даже самый радикальный, пока никого не убил, в то время как мачизм убивает каждый день;

— «Теория Кинг-конга» Виржини Деспен (King-kong théorie, Virginie Despentes, 2006);

— «Скам-манифест» Валери Соланас (Scum Manifesto , Valérie Solanas, 1971);

— «Хватит суперженщин» Мишель Фитусси (Ras-le bol des Superwoman, Michèle Fitoussi, 1987);

— «Оккупированные территории: наши тела» Карлы Райс (Des territoires occupés: nos corps , Carla Rice, Out from Under Occupation. Transforming Our Relationships with Our Bodies, журнал Canadian Woman Studies/Les Cahiers de la Femme, Volume 14, Number 3, Juillet 1994);

— «Тесто-джанки» Беатрис Пресиадо (Testo junkie, Beatriz Preciado, 2008);

— «Четвертое поколение» Венди Делорм (Quatrième génération, Wendy Delorme, 2007).

Эти и другие документы можно найти, например, в Центре архивов истории феминизма Университета Анже.

Комментарии
Предыдущая статья
Крутые пандусы 25.07.2019
Следующая статья
Берлинский фестиваль FIND: молоток Рипа Торна 25.07.2019
материалы по теме
Новости
Прокуратура требует для Цветковой более трёх лет реального срока
Прокуратура Хабаровского края запросила 3 года и 2 месяца реального срока с отбыванием в колонии общего режима для художницы Юлии Цветковой*. Об этом сообщила её мать Анна Ходырева у себя в соцсетях.
Архив
Краткий словарь SJW
Это термины, которые помогут вам понять современного человека левых убеждений. Список далеко не полный: сюда вошли только те слова, которые часто встречаются в русскоязычных медиа и социальных сетях. Стоило бы включить в этот словарь обширную феминистскую терминологию, но Театр. уже разъяснял основные понятия феминизма в №38. Black…