Московский дневник

Культуролог и историк архитектуры Владимир Паперный в юности ходил в кружок кинолюбителя. Недавно он выложил на Youtube документальный фильм «В поисках Асаркана» о театральном критике, который, похоже, научил писать многих, кого мы любим.

Я Порей Безумыч Таракан, я Шурей Наумыч Асаркан
(кто и когда это произнес, доподлинно неизвестно)

Признаем, что критик не самая харизматичная профессия. Многие умеют описывать спектакли и сочинять концепции, но мало кто по-настоящему виртуозно владеет словом. За такими обычно тянется шлейф обожателей, груз ответственности, кредит доверия. Иногда книжные полки. Иногда скверные истории и декадентские алкоголи. «Учения не создал, учеников разбазарил, мертвого Паниковского не воскресил», – цитирует Паперный Остапа Бендера, сразу задавая повествованию романтико-иронический тон.

Самые разные, не только театральные, авторы по ходу фильма признаются, что находились под влиянием Асаркана. О нем рассказывают Вадим Гаевский и Валерий Семеновский, Инна Соловьева и Майя Туровская, актер Игорь Кваша, филолог Борис Покровский и философ Александр Пятигорский. «Он был личностный катализатор, – замечает последний, – Я понятно сейчас говорю?». Рождение личности, как известно, процесс болезненный и нравственно небезупречный.

Интервьюируемые все время противоречат друг другу, что создает игровую структуру повествования, а иногда и некоторые сюжетные интриги. В афористичных и точных формулировках – а это, несомненно, мемуаристика высшего класса! – проглядывается альтернативная история литературы, в которой есть место и крученовской зауми, и герметической прозе, и многослойным книгам-объектам. И гениальным рецензиям на салфетке – лейтмотивом все-таки служит театр.

«Театр манил его не только как территория, сближающая людей, – на сцене, за кулисами, в зале, но и как предмет вечных размышлений, как повод для сопоставления одного с другим и с – жизнью», – вспоминает об Асаркане Виктор Иоэльс.

Кроме рецензий, разбросанных, как водится, в десятках газет и журналов, и до сих пор почему-то не изданных сборником, остались открытки. Паперный, как и многие другие, был адресатом этих посланий и сравнивает их с коллажными техниками, которыми пользовались ситуационисты. Вот как описывает полученные открытки еще один «младоасаркановец» Михаил Айзенберг:

«Многие пробовали освоить и переиначить этот жанр. Юло Соостер заполнял чистую сторону открытки очередным рисунком и отсылал по почте тому же Асаркану. Но Саша придумал не другое заполнение, а новую форму. Открыткой могло стать что угодно; любой прямоугольник плотной бумаги (афишки, буклета) обклеивался кусками картинок, газетных/книжных вырезок или фотографий, а для текста и комментариев использовались цветные чернила, потом фломастеры. Существовали и особые композиционные возможности. Драматизм ситуации отчасти передан тяжестью и неуклюжестью оклейки верхнего угла на обороте, с наддранием, как писали в официальных сообщениях (в СПб Ведомостях) о прошениях, отвергнутых императором Павлом».

Зигзаги жизнеописания Асаркана неправдоподобно увлекательны. Театральные постановки в психиатрической больнице с хором убийц-рецедивистов, поющих песню о Сталине; салоны в доме на набережной с эксцентричным барабанщиком; кафе «Артистическое» в Камергерском переулке; ночной стук печатной машинки в гробовидной заплеванной комнатушке; прогулки по Москве, Риму и Чикаго. Во время одной из таких прогулок Асаркан показал Паперному дом с необычным балконом, вдохновив того сесть за диссертацию, впоследствии положенную в основу «Культуры Два». Главным здесь, конечно, становится сюжет о свободе в условиях несвободы.

В интервью Паперный признается, что его всегда интересовала эпоха молодости родителей, то есть, тридцатые и сороковые годы. Осязаемой эту связь делает привязанность фильма к городу, к конкретным улицам и домам (история Асаркана в этом смысле похожа на мемуарную прозу Вальтера Беньямина). Прелесть премьерного московского показа в «Китайском летчике» состояла еще и в том, что живые персонажи фильма сидели тут же в зале, кино как бы продолжалось за соседним столиком.

Присутствие автора в фильме нарастает постепенно. «В поисках Асаркана» начинается как традиционная телевизионная документалка с «говорящими головами», старыми фотографиями и киновставками. И вдруг рассказчик начинает говорить от первого лица, рассказывает уже собственную любовную историю, печальную и прекрасную. Повествование все время петляет между документом эпохи и интимным дневником, а иногда выныривает в большие психологические и искусствоведческие обобщения (иначе это не был бы Владимир Паперный). Только теперь, когда прошло столько лет, историю отношений Асаркана с окружавшими его совсем молодыми людьми, среди которых был и Паперный, можно интерпретировать. И отчасти мизансценировать. Сам же Асаркан, как следует из фильма, делал это постоянно.

Михаил Айзенберг об Асаркане, Зиновий Зиник об Асаркане

Комментарии
Предыдущая статья
Побег из тюремного балета 17.04.2013
Следующая статья
Кто придумал «Весну» 17.04.2013
материалы по теме
Архив
Школа Жака Лекока: пропущенная глава
В школе мимов Жака Лекока учились Кристоф Марталер, Уильям Кентридж, Ариана Мнушкина, Люк Бонди, Пьер Ришар, Режис Обадиа, Ясмина Реза и еще несколько сотен актеров, режиссеров, сценографов, чьи имена уже вписаны в новейшую театральную историю. Однако для России Лекок — глава, исключенная из учебников. Как…
Архив
Идеология и практика ЛЕФа: история одной утопии
Почему левому искусству в стране победившей революции был отпущен столь недолгий срок? «Театр.» решил ответить на этот вопрос, обратившись к истории ЛЕФа и его скоротечного романа с советской властью.