Киров-Вятка: не хочу быть ресурсом

Прошлой весной в кировском Театре на Спасской в последний раз показали документальный спектакль Бориса Павловича «Я (не) уеду из Кирова». Споры вокруг обыгрывающей школьные ритуалы постановки, в которой приняли участие непрофессиональные артисты, а сами школьники, вышли за казенные рамки театральных дискуссий и стали фактом городской жизни.

У Кирова два имени. И два драматических театра, положение которых словно бы отражает топонимическую «развилку», в которой очутился город. Впервые гуляя по его улицам, больше шансов столкнуться с Кировским драматическим театром им. Кирова — построенная в конце 1930-х классицистская махина стоит на одной из центральных площадей. Повторенное дважды имя
 в названии театра должно, как кажется, намертво связать его не только с личностью революционера, но и с нынешним официальным названием города. Имя второго театра — Театр на Спасской — напротив, разрывает эти связи и одновременно создает новые. Никакой Спасской на карте города сегодня нет, это название до 1918 года носила улица Дрелевского — неширокая, ныне пешеходная улица с малоэтажной застройкой, на которой стоит и театр. Но попытки вернуть ей старое название, предпринимавшиеся с начала 1990-х, остались безуспешными. Так что Театр на Спасской 
в нынешнюю городскую топонимику категорически не вписан.

Вернуть историческое название Кирова — Вятка — тоже не удалось.

Но историческому названию отдает предпочтение немалая и, что сразу бросается в глаза, молодая часть горожан: недаром оба университета в городе — Вятские.

Поверх карты нынешнего Кирова 
как будто бы легла карта еще одного города, со своим названием и местами силы.

Например, с необычным позднесоветским Дворцом творчества детей и молодежи, начиненным пластическими реминисценциями эпохи авангарда. Или Галереей прогресса, где проходят книжные ярмарки
и камерные рок и хип-хоп-концерты. Свое место на этой карте есть и у Театра на Спасской, объединившего вокруг себя молодых писателей, музыкантов и даже гражданских активистов (о чем стало широко известно после ареста «узника 6 мая» Леонида Ковязина). Здесь репетирует и выступает единственная в Кирове труппа современного танца «Миграция» под руководством хореографа Ирины Брежневой. На спектаклях можно встретить известного за пределами Вятки композитора-электронщика Романа Цепелева (он автор музыки к некоторым постановкам Театра на Спасской). В конце концов, здесь есть отличное театральное кафе. Центром этой компании стал режиссер Борис Павлович, в 2006 году, спустя два года после окончания СПбГАТИ, перебравшийся в Киров и в возрасте 26 лет ставший самым молодым худруком российского театра. Он многое открывает городу впервые — новую драму, например, но также и поэзию Елены Шварц, лежащую в основе спектакля «Видимая сторона жизни». Другая, не менее важная задача, которую ставит перед собой Павлович, в том числе в документальном спектакле с участием кировских школьников или в постановке «Алых парусов» Александра Грина, чье детство и юность прошли в Вятке: заново открыть зрителям их собственный город и совместить на короткое время карты Вятки и Кирова.

Ирина:
Мой одноклассник мечтал стать эмо, и вот сейчас ему уже двадцать лет, и он ходит как дурак
 с челкой и в красных штанах, потому что когда-то сказали ему, что быть эмо — это позорно в классе, и сейчас он компенсирует.

Репетиция 29.09.2011

***

Стоя перед сценой и улыбаясь рассаживающимся зрителям, молодой человек в круглых очках и с короткой стрижкой рассказывает
 о себе. До переезда в Вятку он прожил 26 лет в Петербурге. «Первое время кировчане, которые знакомились со мной, спрашивали, — голос рассказчика становится вкрадчивым, — „Борис… а почему вы приехали
 в Киров?“ Спустя некоторое время появился второй вопрос: „Борис… а когда вы уедете?“ Я вначале обиделся. А потом спросил себя, хочу ли остаться в Кирове навсегда? И я вдруг понял, что у меня нет однозначного ответа». Вслед за Павловичем на сцену выходят участники — старшеклассники из кировских школ, лицеев и гимназий. Сцена, которой открывается спектакль, — их последний звонок.
 В финале ему будет найдена рифма — сигнал отправления поезда. А пока что дискотека
 с хитами Мадонны и Nickelback, такими же неизменными, как благодарности учителям, директору и охранникам, сентиментальные напутствия младшеклассникам и т. п. Павлович, кажется, и сам удивлен, что с тех пор, как он окончил школу, в ней так мало изменилось, а форма школьных ритуалов оказалась такой живучей.

«Я (не) уеду из Кирова», режиссер Борис Павлович, Театр на Спасской, Киров, 2011
«Я (не) уеду из Кирова», режиссер Борис Павлович, Театр на Спасской, Киров, 2011

В основе идущего всего час с небольшим спектакля — монологи учеников. А также их диалоги друг с другом и с режиссером, который большую часть действия проводит рядом с ними на сцене в роли интервьюера, комментатора и автора. Это рассказы об окружающем мире. Как часто старшеклассникам приходится сталкиваться с национализмом
 в школе. О страхе перед ЕГЭ. О коррупции, которой школьники легко находят оправдание. Об отличиях маленького города от Москвы с Петербургом. О неприятном ощущении ответственности в последний школьный год. О городе и профессии мечты (чиновник в Оренбурге, журналистка в Праге, ну или «я буду режиссером, а вообще-то хочу уехать в деревню, куда-нибудь в Сибирь»).

Павлович рассказывает залу, как делалась постановка. Вначале был объявлен конкурс сочинений. Из двухсот четырнадцати заявок были отобраны десяток с лишним школьников, ставших участниками спектакля. Затем — встречи, разговоры и споры, из которых возник сценарий.

Премьеру сыграли в октябре прошлого года. В Вятском госуниверситете как раз проходила конференция «Молодежь как ресурс регионального развития». Многие доклады на ней, включая речь губернатора Никиты Белых, касались проблемы миграции молодых людей в столицы (скромный вклад в рост которой, похоже, внесет и название конференции, сравнивающее молодежь с ресурсами). Но спектакль Павловича вовсе не о доводах в пользу «уехать» или «остаться». И не о миграции. Скорее, об остром переживании временами тягостного, а временами живительного ощущения неопределенности, которое возникает ближе к концу школы, а в маленьком городе усугубляется перспективой отъезда.

В российской версии «Я думаю о вас» участвовали московские пенсионеры. До Москвы Дидье Руис поставил 19 вариантов этого спектакля — с чилийцами и французами.
В российской версии «Я думаю о вас» участвовали московские пенсионеры. До Москвы Дидье Руис поставил 19 вариантов этого спектакля — с чилийцами и французами.

Переживание пропущено через несколько фильтров. Первый — лирически-сентиментальный: подростки показывают зрителям те несколько вещей, которые взяли бы с собой, если бы решились уехать. Второй — пластический: пантомимы под минималистскую музыку иллюстрируют состояние неукорененности героев. Наконец, социальный. В финале участники закидывают зал риторическими вопросами. Какими они нужны своему заснувшему городу? Что он или она — Киров или Вятка (об этом горожане не устают спорить) — ждет от старшеклассников и кем хочет их видеть?

Кейт:
Родители, вообще все взрослые хотят 
от меня чего-то большего, они уже со мной как со взрослой обращаются, и вот это чувство ответственности, которое неожиданно 
в августе этого года пришло, оно меня просто убивает, я раздражена этим. С другой стороны, я не могу отказать, потому что чувствую: 
я кому-то нужна!

Репетиция 03.10.2011

***

Спектакль Павловича выбивается из немногочисленного ряда российских документальных постановок. Типологически он ближе к собранию личных историй пожилых москвичей, рассказанных ими самими в спектакле «Я думаю о вас. Эпизод 20-й» (режиссер Дидье Руис, 2008). Или к совместной инициативе Британского посоль
ства и Всемирного фонда дикой природы: 
в проекте «Театр климатического действия» (2009) несколько групп подростков работали с драматургами и экологом. В игровой форме велись занятия по экологии, затем школьников учили основам драматургии. Задачей каждой группы было написать одноактную пьесу на экологический сюжет. Пьесы были поставлены в Центре драматургии и режиссуры — как разовая акция — с участием профессиональных актеров. Авторы проекта опирались на опыт эдинбургского театра Traverse, руководство которого, заметив у себя нехватку молодых зрителей, точно так же, с помощью драматургических семинаров, привлекло местных школьников. Но у московских работ есть важная общая черта. Документальные постановки 
хотя и играются в театральных залах, почти никогда не становятся частью репертуара и элементом художественной политики, как в случае Театра на Спасской.
 Да и сами театры редко участвуют 
в их создании.

***

Одним из участников кировской конференции была директор датского культурного центра в Санкт-Петербурге Рикке Хелмс, рассказавшая о театральном ответвлении датского проекта C:NTACT (два других направления их работы — медиа и образование). Несколько молодых актеров из копенгагенского Театра Бетти Нансен придумали в 2003 году платформу C:NTACT для поиска эффективных форм этнической и культурной интеграции. Основа документальных спектаклей датчан — storytelling, звучащие
со сцены личные истории, рассказанные иммигрантами, представителями разных этнических и социальных групп. Чтобы не впасть в занудство, участники спектакля иногда переходят от монологов к брейк-дансу.

«Я думаю о вас», режиссер Дидье Руис, копродукция фестиваля NET и Французского культурного центра, 2010
«Я думаю о вас», режиссер Дидье Руис, копродукция фестиваля NET и Французского культурного центра, 2010

По методике C:NTACT работают несколько команд, выпускающих 4–5 спектаклей ежегодно: в Палестине (партнером датчан стал театр «Аль-Касаба» в Рамалле), Иордании, Латвии (где проекту дали название K:ntakts.lv) и других странах. Героями нескольких спектаклей, показанных в рижском «Дайлес», стали латвийские и русские подростки, живущие в столице и в небольших городах вроде Лимбажи. Именно на эти опыты и методику ориентировался Борис Павлович, работая
 над «Я (не) уеду из Кирова». Тем временем попыткам запустить в Петербурге постановку, созданную по методике C:NTACT,
 два года назад помешали даже не социальные, а профессиональные предрассудки. По словам Рикке Хелмс, руководители потенциальных театров-партнеров были недовольны тем, что на их сцене будут выступать актеры—любители. Другие говорили, что не занимаются социальными проектами. Хелмс добавляет, что сейчас ситуация меняется: в качестве примера она приводит «Петербургскую документальную сцену» куратора Алексея Платунова (проект театра «Балтийский дом»), выпустившую уже несколько документальных постановок.

Ирина:
У нас есть спортивный клуб «Родина». Нас затащили туда школой, и почему-то нас отправили не на юношескую сборную, перепутали в нашей школе, а отправили на взрослую. А я про это не знала,
 нас просто заставили туда идти, и я стою, значит,
на каблуках, вот в таком вот пальто, минус
 двадцать пять! — я стою… Там какие-то мужики
 с пивом кругом, мы школой стоим мерзнем, все кругом орут матом, учителя такие: «Дети, заткните уши!» Потом начинается такая драка, и нас учителя начинают выводить… 
Я помню учительницу английского, которая тащила меня за руку
и повторяла: «Главное — спасти отличников!»

Репетиция 29.09. 2011

***

Вспоминая в одном из эпизодов спектакля разговоры со школьниками, которые позже оформились в сценарий, Павлович говорит:

«Человеческое общение невозможно зафиксировать. Но поскольку мы с вами в театре, а театр — место необычное, то сейчас попробуем снова оказаться там, на наших репетициях».

Под напором диалогов эффект наложения двух времен, вызванный этой ремаркой
и идущими за нею беседами школьников 
с режиссером, быстро сглаживается. Но оппозиция между пластичным, неопределенным, открытым к изменениям, с одной стороны, и закрепленным, завершенным, с другой, важна для спектакля и постоянно напоминает о себе. Постановке, стремящейся зафиксировать временное переживание подростков, одинаково свойственны гибкость и ригидность. Однажды найденная форма сохраняет слова и рисунок роли школьников от премьерного до последнего показа. Но игнорирует изменения и уточнения, которые жизнь внесла в каждую из этих личных историй за время существования спектакля. Спектакль помещает школьников-участников в зону неопределенности — между авторами историй и актерами, повторяющими однажды затверженный текст. А выход находится за пределами игры, 
в финальном разговоре со зрителями.

«Я (не) уеду из Кирова», режиссер Борис Павлович, Театр на Спасской, Киров, 2011.
«Я (не) уеду из Кирова», режиссер Борис Павлович, Театр на Спасской, Киров, 2011.

«Я (не) уеду из Кирова» неслучайно начинался с обращения режиссера к залу. После каждого показа шла дискуссия: спектакль стремился 
к прямому общению участников и зрителей. И зрители получали ответ на вопрос, что же дало школьникам участие в спектакле. Его главный результат — состояние необыкновенной раскованности, свидетелями которого мы стали на премьере. И благодаря которому разговор от общих слов мгновенно перешел к захватившему весь зрительный зал спору о городе. Кажется, это и есть долгожданный момент обретенной ясности, нарушить который не может ни школьный звонок,
 ни сигнал отправления поезда.

Комментарии
Предыдущая статья
Новосибирск: третья столица 11.03.2013
Следующая статья
Челябинск: смородина 11.03.2013
материалы по теме
Архив
Три этюда о Петре Фоменко
Петр Фоменко не создал новой театральной системы, но основал самую заметную и влиятельную в постсоветском театре школу. Не задаваясь целью охватить все результаты этой гигантской работы, мы решили для начала сделать своеобразный триптих, посвященный выдающемуся педагогу и режиссеру. Это пока…
Архив
Школа Жака Лекока: пропущенная глава
В школе мимов Жака Лекока учились Кристоф Марталер, Уильям Кентридж, Ариана Мнушкина, Люк Бонди, Пьер Ришар, Режис Обадиа, Ясмина Реза и еще несколько сотен актеров, режиссеров, сценографов, чьи имена уже вписаны в новейшую театральную историю. Однако для России Лекок — глава, исключенная из учебников. Как…