Как я работала на «Таганке» уборщицей

Когда номер был почти готов, вдруг стало ясно, чего не хватает во всех статьях и воспоминаниях о легендарном театре: в них ни слова не сказано о мире ее закулисья и о том, почему творить в стенах старой «Таганки» начинали буквально все — включая уборщиц и гардеробщиц. Редакция решила исправить это упущение собственными силами.

В школе, на уроках внеклассного чтения, мы изучали английскую версию «Московских новостей». Однажды мне досталось переводить статью об эмиграции Юрия Любимова и воспоминания бывших коллег, говоривших о нем в прошедшем времени, будто он умер. ‘Because he will not return’, — грустно пояснила учительница. Но потом все вдруг поменялось.

Я училась на первом курсе вечернего отделения РГГУ, и меня — по протекции — уже брали младшим научным сотрудником в ЦГАЛИ, заниматься архивом Маяковского. Но тут телевизор показал Любимова, приехавшего в СССР по частному приглашению. Я часто бывала на «Таганке», стреляя лишний билетик, а тут увидела в окне театра объявление: «Требуются уборщицы». ЦГАЛИ пошел побоку. Елизавета Иннокентьевна Авалдуева (она еще Высоцкого принимала на работу) зачислила меня в штат условно — брать несовершеннолетних можно было только с разрешения их родителей, а я решила какое-то время поберечь маму. Поначалу Любимов бывал на «Таганке» наездами, гражданство ему еще не вернули. Несколько раз я — как и все сотрудники театра — получала продуктовую гуманитарную помощь, которую, по просьбе ЮП, присылали из Германии. Причем пайки всем давали одинаковые — и труппе, и персоналу с окладом 59 рублей. К тому времени на «Таганке» все были равны (или почти равны), причем не только в момент получения продуктовых пайков. Все чувствовали себя участниками тех событий, что творились в стране, и тех, что происходили в театре. Общественный подъем совпал с ликованием по случаю возвращения Мастера — так именовали ЮП на доске объявлений. Запрещенные «Борис Годунов» и «Живой» официально вернулись в репертуар. На стендах вместе с рецензиями на спектакли вывешивали общественно-политические статьи. В кулуарах все говорили о Сахарове. Старшая билетерша собирала деньги, чтобы заказать на всех сотрудников театра новое издание «Мастера и Маргариты». В перерывах между репетициями артисты бегали в каморку пожарников — смотреть прямые трансляции заседаний Съезда народных депутатов.

Со смерти Высоцкого прошло десять лет. Длиннющий участок, который мне досталось мыть, начинался от служебного входа и кончался под цехами, у портрета Чаплина. Чаплин на «Таганке» стоял (и стоит) в полный рост, и около него — на дружеской ноге с ним — фотографировались и Высоцкий, и Любимов, и все-все. Вероятно, поэтому мне во время уборки казалось, что Высоцкий может запросто появиться в театре. Как и в 60-е,«Таганка» начала90-хпервой узнавала обо всех событиях. Там по-прежнему бывали лучшие документалисты, журналисты, художники, фотографы и т. п. Помню, как Юрий Рост, ставший очевидцем разгона тбилисской демонстрации саперными лопатками, рассказывал об этом в большом зале, показывая на экране снимки. Или как Станислав Говорухин устроил просмотр рабочей версии своего фильма «Россия, которую мы потеряли». На «Таганке» творить и думать начинали все. Свое знакомство со мной старшие уборщицы начали с рассказа об Анатолии Васильеве и его «Серсо» —они цитировали наизусть спектакль, который тогда уже не шел. Это была проверка на вшивость: чтобы попасть в их компанию, пить было не обязательно, а вот в театре надо было разбираться. Первым человеком, ступившим на вымытый мной пол, стал ЮП. Я тащила по коридору огромный крафтовый пакет с мусором. ЮП сказал: «Здравствуйте, милая!» Пакет лопнул.

Убирала я тщательно, но бестолково. Начальница намекала, что работа эта не для меня, но почему-то не выгоняла. От нее я узнала, что лет за десять до меня тот же участок мыла Дуся Германова. Правда это или нет, неизвестно, зато точно знаю, что еще десятью годами раньше на «Таганке» работала будущий критик Марина Зайонц. Но она не «мыла Чаплина» — она проверяла билеты. Когда ЮП начал восстанавливать «Преступление и наказание», ему понадобилась начинающая артистка: помреж попросила меня снять рабочий халат и сесть в зал.

Так я стала подсадной. Я изображала молоденькую пьяную проститутку, которую Раскольников — Александр Трофимов, спустившись в зал, тряс за рукав, обращаясь к публике: «Ну, кто ее знает, из каких она? Платье разорвано… Такой процент, говорят, должен уходить в никуда — чтобы остальных освежать…». ЮП со мной не репетировал, но я помню, как мы с Трофимовым договаривались: он тянет меня на себя, а я изо всех сил отклоняюсь назад. Да что там я! У моей коллеги по цеху Иры З. была целая роль в спектакле «Блондинка за углом» — я этого спектакля не видела, он вышел при Эфросе, и в мое время его уже не играли. Но зато Ира рассказывала, как один раз с ней репетировал сам Эфрос! Похожие описания репетиций я потом читала у Любшина, Калягина и Вертинской… А какой капустник показали уборщицы ко дню рождения «Таганки» в 1991-м!Он назывался «Сны таганской обслуги». В нем уборщицы не только пародировали «Доброго человека», «Мастера» и «Бориса Годунова», но и высказывали свое мнение о том, что творилось в труппе: «каша» по поводу раздела театра уже заваривалась… Аня П. фантастически точно изображала Аллу Демидову в роли Марины Мнишек. А мне почему-то досталась роль Самозванца. Копировать Золотухина я не пыталась. Суть сцены была в том, что Самозванец не хотел знаться с таганской обслугой, а рвался прямиком в артисты — в то время Любимов решил набирать студию при Щукинском училище. Играла я без грима, но в чужом костюме — и мама меня не узнала. Поскольку для капустника не хватало мальчиков, решено было позвать студентов МГУ, будущих математиков. Эти солидные бородатые парни смотрели на нас снизу вверх и были готовы на любые роли.

Они появились в театре, потому что Любимов время от времени давал открытые репетиции, на которые ломились студенты. Чаще других я видела в зале одну девочку с мехмата. В перерывах она листала в фойе учебники, видимо, пытаясь наверстать пропущенную лекцию. Это была будущий театровед Мария Хализева.

Кто-то из уборщиц поступил потом в театральный, кто-то — на филфак. Я окончила ГИТИС и до сих пор иногда встречаю бывших таганских коллег, работающих в Театре на Юго-Западе, в «ОКОЛО», в Школе драматического искусства — теперь уже на солидных должностях.

Думаю, получив уроки «Таганки», они, как и я, до сих пор страшно обижаются, когда видят убогие, псевдореалистичные, плоско иллюстративные спектакли. Любимов открыл нам, что театр — это совсем другое.

Комментарии
Предыдущая статья
Как я перестал ходить на «Таганку» 24.09.2012
Следующая статья
Иван Вырыпаев: «Как я не возглавил польский МХАТ» 24.09.2012
материалы по теме
Архив
«Московские процессы»: за и против
В самом начале марта известный швейцарский режиссер Мило Рау и International Institute of Political murder представили в Москве свой проект «Московские процессы». В основу этого спектакля-диспута легли три громких процесса нулевых годов — суд над кураторами выставки «Осторожно, религия!» (2003), суд над устроителями выставки «Запретное искусство»…
Архив
«Никаких тут правил нет. Никаких»
В тот момент, когда состоялся наш разговорс известным театроведом и ректором Школы-студии МХАТ, было ничего не известно о его скорой добровольной отставке. Поэтому интервью получилось не итоговое, а наоборот — полное надежд.