«Маддалена» и «Испанский час» в постановке Владислава Наставшева на Камерной сцене Большого театра.
В самом конце прошлого года армия режиссеров драматического театра, дебютировавших в опере, дополнилась еще одним новобранцем: «Искателей жемчуга» Жоржа Бизе поставил на Камерной сцене Большого театра Владислав Наставшев. Хотя назвать режиссера из Латвии совсем уже неофитом на музыкальной сцене нельзя: на его счету и музыкальные перформансы, и музыка, написанная для собственных постановок. И тем не менее, для любого постановщика первая встреча с жестко заданной оперной структурой чревата сложностями.
Наставшев их с блеском преодолел, более того, обратил себе в плюс. Поместив пряную музыку Бизе в лаконичный современный интерьер, он отказался от сюжетной экзотики в пользу усложненной пластики. «Искатели жемчуга» стали одним из фаворитов сезона, закономерно попали в шорт-лист «Золотой маски» и входят в число явных претендентов на эту награду.
Но, как известно, второй спектакль (фильм, роман, альбом – правило достаточно универсальное) часто становится еще более сложным шагом. Снова сыграть в ту же игру, что принесла успех в дебюте? Или опрокинуть ожидания зрителей и застать их врасплох? Информация о том, что Наставшев ставит на той же Камерной сцене «Маддалену» Сергея Прокофьева и «Испанский час» Мориса Равеля, интриговала.
Как и в своей первой оперной постановке, Наставшев выступил и в роли сценографа. Визуальное решение во многом оказалось похожим: «Маддалена» и «Испанский час» идут в одном и том же павильоне-комнате, только на смену почти стерильной белизне «Искателей жемчуга» пришли переливающиеся оттенки серого. И снова можно заметить небольшие детали, намеренно нарушающие стройность картинки: в комнате Маддалены, например, из потолка точат два крюка, на которые словно забыли повесить люстры. Снова одним из главных сценографических мотивов становятся стулья, которые заменяют собой почти все остальные элементы реквизита.
В «Маддалене» это, кажется, тормозит режиссера. Снова герои в критический момент оказываются привязаны к стульям, и сражаются не столько оружием, сколько взглядами. Снова массовка «растанцовывает» чувства главных героев, и в какой-то момент это становится даже комичным. В какой-то мере это предопределено материалом: к нему трудно отнестись всерьез, он настолько высокопарен, что любая толика иронии обрушивает конструкцию.
Кр-р-ровавая декадентская штудия молодого Прокофьева рассказывает о женщине, которая сначала страстно любит двух мужчин, потом стравливает их в смертельном для обоих поединке. Никаких нюансов, минимум психологии. Художник Дженаро полон романтики, алхимик Стеньо, его тайный соперник – изломан и страшен. И тот, и другой для заглавной героини – прихоть, каприз. В финале она вопрошает себя: «Кого из вас любила Маддалена?», и себе же отвечает: «Быть может, никого».
У героини «Испанского часа» Консепсьон проблем не меньше, чем у Маддалены, но она свободна от модернистской раздвоенности и живет здесь и сейчас: выставляет из дома старого мужа-часовщика, чтобы успеть принять любовника, молодого поэта Гонзальва. Но лиха беда начало: в доме кроме влюбленной пары оказываются непрошенные: еще один воздыхатель, банкир Иниго Гомес, и погонщик мулов Рамиро, пришедший починить часы. Именно он срывает джек-пот, оказавшись самым удачливым и решительным из всех мужчин.
«Испанский час» словно в кривом зеркале отражает коллизию «Маддалены», и парадоксальным образом комическое отражение выглядит гораздо более складным и логичным, чем оригинал. Наставшев оказывается блестящим комедиографом, рассыпающим остроумные сценические находки. Словно отдав должное «трудному второму спектаклю», он тут же ставит третий. Танцующий мимический ансамбль Большого перевоплощается в огромные часы и становится живым реквизитом, подчиняющимся руке хореографа Екатерины Мироновой. Изящество сценической картинки оказывается приправлено живым юмором.
Как и в «Искателях жемчуга», за дирижерским пультом премьеры стоит Алексей Верещагин, хорошо знакомый с особенностями Камерной сцены (он работает на ней с 2009 года, дебютировав задолго до объединения с Большим театром). Оркестр под его руководством находит точный баланс между мерцающими равелевскими красками, иронично поданными элементами «испанщины» и упругой драматургией сценического действия.
Что еще можно смело занести постановщикам в плюс: необходимое для отечественного принципа репертуарного театра умение работать с несколькими составами исполнителей. Рецензируемый третий спектакль премьерной серии собрал как участников первого вечера, так и артистов третьего состава, по идее, дублеров. Как бы не так: Дмитрий Чеблыков, дебютировавший в роли Стеньо, был столь же уверен вокально и сценически, как Мария Лобанова (Маддалена) и Михаил Яненко (Дженаро), певшие на премьере. А Анна Семенюк в роли Консепсьон прошла по узкой тропинке между бурной страстью и пародией на нее, и по праву заняла центральное место на сцене. Вместе с Петром Мелентьевым (Гонзальв) и Василием Соколовым (Рамиро) она составила слаженный ансамбль, в котором интересно следить не только за поющим героем, но и за реакцией его партнеров.