Алла Шендерова о “Нашей Алле” в Гоголь-центре

В детстве Пугачева очень мешала мне жить – меня ею дразнили в любой компании, во дворе и на даче. Может, поэтому я ее не так много и слушала. Впрочем, остальную совэстраду я не слушала вообще.

Но вчера вечером мне было очень круто. Теперь я уже сутки придумываю себе разные дела – только бы не пришлось сесть за клавиатуру, превращать этот восторг и круть в ведческие формулы.
Все, что было в советском детстве, я похоронила и не навещаю. Мне туда не хочется. Но вот Кирилл Серебренников вынул весь этот стиль советского диско 70-х – не реанимировал, сдувая нафталин, а создал заново, эстетизировал и прописал в сегодняшнем дне. И я, вместе с залом, пританцовываю, хлопаю в такт, стучу ногами от восторга и визжу.

– Дело не только в том, что каждая песня, перепетая по-новому – это уникальный актерский номер. Не в том, что Никита Кукушкин в голубом пиджаке с красными розами лезет по лестнице, вопя «Эй вы таммм, наверху!», Филипп Авдеев в костюме астронавта исполняет «Просто, вы говорите, в жизни все просто…», а Александр Горчилин в черно-белом хитоне сначала лиричен и тих, а потом превращает «Как тревожен этот путь» в огневой фолк; тут еще надо назвать Марию Селезневу («Лестница»), Ян Гэ («Я больше не ревную»), Рому Зверя («Надо же, надо же…») – да всех надо назвать, там не было слабых номеров! (Когда в рубрике «блиц» можно будет заливать видео – я такое вам тут залью)

– Не только в том, что на заднике, где три экрана, выгнутые как сфера, то кажутся одним сплошным, то распадаются на настоящее (лица актеров ГЦ) и прошлое – транслируют редчайшую хронику: от давних выступлений Пугачевой до брежневских парадов – ученик и соавтор Кирилла видеохудожник Илья Шагалов всегда виртуозен, на этот раз он перепрыгнул себя.

– И даже не в том, что если обернуться, то в зале, сразу за десятым рядом, стоит режиссерский столик. За ним, рядом с Шагаловым, сидит сам КС и читает в микрофон текст: о Пугачевой охотно высказываются все, от Михаила Горбачева до Дианы Вишневой. Когда зрители смотрят на сцену, Кирилл думает, что его не видят, и подпевает в микрофон.

– Но и не в том, что в зале сидит Пугачева – худощавая, маленькая, как будто смущенная всей этой пышностью, но вдруг властным хриплым голосом подпевающая Рите Крон. «Иду я по канату, Сама себе кричу…» – поет Рита, и делает паузу. «Стоять!» – вопит ей Пугачева.

– И не в том, что великолепная Рита одета в блестящий а-ля пугачевский хитон, да тут вообще каждый костюм – это, простите, песня: один космичнее другого, все сшиты Кириллом. И вдруг понимаешь: вот это – это и есть советское барокко, красивое и трагичное.

Если искать аналогий, то такими, как «Наша Алла», могли быть ранние спектакли Виктюка, где гримы артистам придумал великий визажист Лева Новиков. Раннего Виктюка я не застала, а вот зрелого Леву (старости он избежал) – успела узнать, когда он работал с Хамдамовым на «Вокальных параллелях». Не знаю, был ли знаком с Левой Кирилл, но все это великое хамдамовское эстетство плюс Фасбиндер и все диско, плюс что-то супер-остро-сегодняшнее – вобрала «Наша Алла».

Так что это совсем не реквием по ушедшему времени. Вообще, Серебренников – не тот, кто будет оплакивать. А если будет, то вместо слез, как в «Барокко», появятся жемчужины, крупные и неровные. И самосожжение героя станет поводом для неудержимого каскада фокусов. В «Нашей Алле» Кирилл тоже не скорбит – ни над брежневским удушьем, ни над тяжелой долей советской эстрады, несправедливо преданной забвению и заклейменной нами (мной) словом «советская». Он слагает ей сумасшедший гимн.

И в общем, «Наша Алла» – это вторая часть «Барокко». Буду писать текст как критик, тогда подробно расскажу, как одно связано с другим. Как Кирилл Серебренников медленно, но верно создает некий новый пост-пост- стиль. Я не придумала пока, как этот стиль назвать. Но если бы сегодня был жив Энди Уорхол, и он не утратил бы чувство времени, думаю, он делал бы такие штуки, как «Наша Алла». Прибавьте к этому нашу (пресловутую, но как без нее) славянскую глубину, нашу театральную культуру и нашу неуемность. Ну, вы поняли, Алла наша.

Ваша Алла

P.S. Серебренников говорит: «Вот сейчас над вами в зале висит огромная старая люстра. Вчера ко мне подошел электрик и говорит: «Надо бы лампочки поменять, а то ж Алла придет». Вот мы тут шесть лет работаем в темноте – нам он их не меняет».

Комментарии
Предыдущая статья
В Петербурге пройдет XX  Международный театральный фестиваль «Радуга» 25.04.2019
Следующая статья
Михаил Дурненков: «Мы ждем пьесы!» 25.04.2019
материалы по теме
Блиц
Елена Алдашева про «Повесть о Сонечке» Владислава Наставшева в Вахтанговском театре
На Новой сцене Вахтанговского театра Владислав Наставшев поставил «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой. Воспоминания о том, как в послереволюционной Москве пряталась от большой истории в кругу театральных артистов, Цветаева пишет во Франции в 1937 году. На новом вираже времён внешняя…
Блиц
Жанна Зарецкая памяти Валерия Галендеева
Целый день думаю про Валерия Николаевича. Очень многие из тех, кого он учил сценической речи, рассказывали мне, что кроме колоссального почтения и огромной любви Галендеев вызывал у них священный ужас. У меня он всегда вызывал только священный восторг. Я им…